Онлайн книга «Изольда Великолепная»
Веера. Парики. И некая конструкция сложных форм, оказавшаяся кринолином усовершенствованной модели. Может складываться и раскладываться наподобие зонтика. Нашей светлости как раз именно этого для полного счастья не хватало. Бочка вина. Дюжина роз из черной тафты, красивых, но каких-то мрачных. Копья для охоты на кабана, поднесенные почему-то мне, а не Кайя… пришлось принять, пообещав, что непременно освою сие высокое искусство. Пара очаровательных блохоловок из слоновой кости с инкрустацией из бирюзы. И набор палочек для ковыряния в ушах, до того изящных, что просто сразу захотелось применить. Дамское седло, обитое золоченой кожей… нет уж, в жизни не сяду больше. Пара белых соколов. Свора борзых на сцепке. Шпоры, сбруя… матерый волкодав весьма недружелюбного вида. И венцом всего – портрет нашей светлости, взглянув на который, я заподозрила, что те несчастные женщины из картинной галереи выглядели несколько иначе. – Это прекрасно, – сказала я, сглотнув смешок. Истерический. Узнаю платье. И ягненка тоже. А вот себя… Наша светлость восседает с постным видом, вперив взор в некие дали, вероятно весьма возвышенного характера, поскольку от созерцания этих далей оный взор расфокусируется, создавая ощущение легкой дебиловатости. Его поддерживает выпуклый лоб с отсутствующими бровями. И поджатые губки. Лиловый – почему лиловый?! – парик довершает образ безумной Мальвины. – Я знал, что ваша светлость с ее тонким вкусом непременно оценят мое скромное творение… – Мэтр мазнул рукавом по полу. Кайя разглядывал картину. Пристально так разглядывал. Потом повернулся ко мне. И к картине. Снова ко мне. И опять к картине. – Ягненок олицетворяет кроткий нрав вашей светлости… …тут они поспешили. – …два голубка – милосердие и справедливость, которые исходят на подданных из ваших рук… Угу. Прямо-таки излучаются. – …ноги вашей светлости попирают шкуру тигра, который символизирует ярость и гнев… Гм, а мне это ковриком показалось. Но наша светлость внемлет. Кивает. И надеется, что никогда больше не увидит себя в подобном… образе. – …и венец из роз в волосах является аллегорией всевозможных достоинств… – Это аллегория. – Я накрыла руку мужа, вознамерившегося выступить с критикой произведения, что было бы крайне негуманно в нынешних обстоятельствах. – Аллегория – она такая. Беспощадная. Юго откровенно тосковал. Душно. Тесно. Вокруг жесткие парчовые юбки. И мосластые ноги кавалеров, обтянутые панталонами. Запах взопревших тел, ткани и духов, которые здесь использовали без чувства меры. Шелест голосов. – …опоила… – Дама, похожая на золотую куклу в полный рост, говорит, не размыкая губ. Волосы ее украшены крохотными птичками, а на обнаженном плече чернеет мушка, словно мишень. – …он маг, зачаровал… не понимает, что творит. – …а разве этих можно зачаровать? – …всех можно… Обрывки разговоров, что конфетти, которое Юго собирает. Он придумает, что делать с этим, новым, слухом. Игра увлекла. И в какой-то момент Юго потерял осторожность. Он почти вывалился из толпы и попал в поле зрения недоучки. Замер не дыша. Шагнул назад, попятился, скрываясь меж пышными юбками дам. И только оказавшись в толпе, позволил себе расслабиться. Недоучка оказался умней, чем Юго предполагал. Убивать нельзя. Отвлечь – вполне. И после сегодняшней ночи Юго, кажется, знал, куда ударить. И турнир подтвердит правоту Юго. Наверное. Вокруг турнирного поля раскинулось целое поселение из шатров. Куда ни глянь – всюду пестрые шелка, стяги на длинных шестах, щиты, которые подняты выше стягов. И снова люди, множество людей, которые выходили, желая узреть нашу светлость во всем ея великолепии. Не особо стеснялись, кстати. Я восседала на спине Гнева, стараясь держаться как можно более прямо и при этом делать вид, что посадка эта для меня привычна. От застоявшейся улыбки сводило лицевые мышцы, взгляд же, подозреваю, давным-давно утратил подобающую образу приветливость. Ну не умею я притворяться! Мне неуютно здесь. У меня было на редкость отвратительное утро. И я еще помню вчерашний день. Напирающую толпу. Щиты, которые смыкались с обеих сторон слабой защитой от людей. А сегодня эти самые… ладно, другие люди просто пришли посмотреть на меня. И шепчутся, толкают друг друга локтями. Некоторые, позабыв стеснение, и пальцами тычут. Посмеиваются. – Иза, они не над тобой смеются. – Кайя едет рядом. Его жеребец на полголовы выше Гнева и вполовину шире. Мы с их светлостью занимаем всю трассу, которая не отличается шириной и общей обустроенностью. – Точнее, не смеются, а… несколько переживают. Ага, особенно вон та парочка железномордых типов в одинаковых коттах. Пихают друг друга и совершенно по-девичьи хихикают. Не скажешь даже, что рыцари славные. Испереживавшиеся до колик. Кайя наклонился. Ему хорошо, ему нормально можно ехать. – Их волнует, не навредил ли я тебе вчера. Что? – И вообще подробности. Розовые уши супруга подсказывают, что думаю я в правильном направлении. – А… а им какое дело? – Это же люди. Им всегда есть дело. Неожиданно мне становится смешно. И вправду, люди тут беспокоятся, версии строят. У них же нет папарацци, чтобы отчет предъявить, самим приходится выкручиваться, собственной, так сказать, фантазией. Надеюсь, хватает. И Кайя вновь нагибается. – Зато пару идей подбросили… Их светлость веселится, аки дитя малое, а главное, что это вижу лишь я. В реальности Кайя лицо держит, точнее не лицо даже – маску возвышенно-отстраненную. Учись, Изольда. В конце концов, все верно. Мне ведь тоже было дело до людей, совершенно мне не знакомых. Свадьбы, разводы, скандалы, измены… и как-то никогда не задумывалась, каково это – жить на вершине. Теперь вот испытаю полной мерой. Будут еще и цветы, и навоз. Будут взгляды любопытные. Слухи. Подглядывания… и постоянное назойливое желание залезть в мою жизнь. Но поздно отступать. Взобралась на вершину? Обживайся! Вдохновиться свежесочиненным девизом я не успеваю: подъезжаем к ристалищу. Оно имеет форму прямоугольника и огорожено забором, вдоль которого вытянулись трибуны для зрителей. Снова толпа. Близкая. Гудит. Кричит. Кидает что-то, и Кайя перехватывает летящий цветок, но, убедившись, что это именно цветок, отдает мне. |