Онлайн книга «210 по Менделееву»
|
Когда Барлоу удалился, приятели зашлись гомерическим хохотом. – Саша, очнись! – спустя несколько секунд пришел в себя Багрянский. – Если серьезно, то какого чёрта мы до сих пор здесь торчим и ждём у моря погоды? Чего мы не видали в Лондоне, а? И чего поперлись на идиотское кладбище? Мы все глубже и глубже увязаем в этой истории! Сидели бы сейчас у тебя в Нормандии – тишь и благодать. Дописывали бы последний роман. У нас с тобой, в конце концов, есть обязательства перед издательством! – Ну что ты вновь запыхтел, Лёва? Обязательства у нас прежде всего перед собой. Ты правильно вспомнил о романе. А какой будет следующий? Почему бы не подумать о следующем и не взглянуть более серьезно на то, что происходит сейчас? Ответь, например, на такой вопрос. Кому пришла в голову идея устроить погребение Люсинова по мусульманскому обычаю? – Наверное, ему самому, – вяло заметил Багрянский. – Тогда скажи зачем? – не унимался Духон. – Не знаю. – То-то и оно. А почему бы нам не поискать ответы на наши вопросы? – Много мы в этом понимаем… Я имею в виду полоний и прочую химию, – усомнился в самом себе Лев. – Нам не надо ничего понимать в химии, – быстро возразил Духон. – Тут, думаю, все тоньше – и проще одновременно. – Допустим, подумаем, – нехотя согласился Багрянский. – Но прежде сам спроси Эленского, зачем он погнал нас на кладбище. Может, зацепка тут? – И спрошу! – А пока еще вопрос. Скажи на милость, где твоя выдающаяся галеристка леди Соутбридж, ради которой мы, собственно, и притащились в Лондон? Вдруг этот скотский Ярд все-таки потребует конкретных объяснений, почему мы здесь оказались… Наверняка мадам Соутбридж – аристократическая стерва. Приглашала тебя, приглашала, а сама словно сквозь землю провалилась. Так, между прочим, светские б… не поступают, тем более в Англии. Долго мы ещё будем ждать, пока эта сучка объявится? – Осторожнее в выражениях, Лёвушка! Ты же не на улице, публика в пабах разная, так что не болтай лишнего. Вдруг рядом пьет пиво родственник леди Соутбридж или того хуже – филер того самого Барлоу? – Ну да, конечно. Виноват. Нынче тут почти все понимают по-русски… – Хорошо, что сейчас время такое – сразу после открытия здесь малолюдно, – заметил Духон. Устроившись за своим любимым столиком, приятели уже поглотили по полпинты «Гиннесса» и по два двойных «Джеймесона». – Не протух? Свежий? Ты так осторожно пробовал, словно боялся отравиться, – ехидно обронил Лев, намекнув на известный анекдот. – Люсинов не боялся, а что с ним произошло, мы знаем, – парировал Александр. Оба замолчали. – И еще. Да будет тебе известно: леди Маржи Соутбридж – потомок очень древнего рода. – Ты уже сообщал мне, что её родословная берёт начало чуть ли не со Средневековья, – закрыв глаза, устало вымолвил Багрянский. – Но от этого не легче. Признайся, Саша, ты просто прикипел к галеристке, а твое намерение купить у неё картину – элементарный повод встретиться. – Не болтай ерунду, Лева! Во-первых, я её в глаза никогда не видел и общался только по телефону. Во-вторых, она английская аристократка, поэтому, как водится, выглядит, наверное, страшнее атомной войны. Местные аристократы в большинстве своем все такие. Так что прикипел я не к ней, а к неизвестному полотну кисти Джозефа Тёрнера, которое дама выставляла два месяца назад на вернисаже в Париже. – А что в картине такого особенного? – Ты, Лёва, ни черта не смыслишь в живописи, поэтому помолчи. Для тебя вся живопись начинается и заканчивается Кукрыниксами, а у меня в коллекции, к твоему сведению и к моему сожалению, практически отсутствуют полотна английских мастеров. А тут выпал случай приобрести картину самого Тёрнера! Ему даже великий Констебль в подмётки не годится! Понимаешь или нет? – Нет, не понимаю. Я вообще только от тебя впервые и услышал, что был такой художник. Вот про Тину Тёрнер кое-что знаю, а про Джозефа Тёрнера – ни хрена. – Неуч ты и невежда, Лев Владимирович! Александр выудил из сумочки с портативным компьютером листок и протянул Багрянскому. Мол, ознакомься. Тот, не поленившись, принялся читать вслух: «Джозеф Мэллорд Уильям Тёрнер родился 23 апреля 1775 года в Лондоне в семье брадобрея. В историю мировой живописи Джозеф Тёрнер вошел как родоначальник принципиально нового отношения к цвету и создатель редких световоздушных эффектов. Знаменитый русский критик Стасов писал о Тёрнере: тот нашел собственную дорогу и совершил великие чудеса, задумал изобразить солнце, солнечный свет и солнечное освещение с такою правдою, какой до него в живописи еще не бывало. И он стал добиваться передачи солнца во всей его лучезарности…» – Галиматья какая-то! – нетрезвым голосом заключил Багрянский, оторвавшись от чтения. – Ну, намазюкал тот Джозеф когда-то солнце и что? И из-за какой-то его картинки для «Мурзилки» ты сорвался в Лондон?! – Сей вопрос больше обсуждению не подлежит. Хочешь вернуться в Москву – пожалуйста, возвращайся! Я тебе даже дорогу покажу! – Щас… Ты что, старик, не понимаешь? Да стоит нам только двинуться с места, как британские Пинкертоны вновь приплетут нам Люсинова! Ведь дядя Стёпа из Скотланд-Ярда, который нас допрашивал, может заявиться снова… – Ну и пусть заявляется! Интересно же побывать хоть разок в шкуре свидетелей или даже подозреваемых, – рассмеявшись, ответил Александр. – Ишь что придумал! Уверяю, такой чести мы не дождемся. Кстати, думаю, нам не помешало бы самим обследоваться у врачей. Может, и мы уже отравлены тем самым полонием-210… Недаром же об этой заразе трубят все газеты и телеканалы! Духон уже не слушал фантазии Багрянского, явно размышляя о другом. – А ведь действительно, куда подевалась наша леди Макбет, то бишь Соутбридж? – неожиданно вернулся он к теме своего приезда в Лондон. – Завтра надо будет вновь наведаться в ее галерею. И тут, словно в сказке, в ответ на прозвучавшее предложение противно затрынкал его мобильный телефон. – Александр Духон? Я не ошиблась? – послышался в трубке мягкий женский голосок. – Да, я слушаю… – Здравствуйте, с вами говорит Маржи Соутбридж. Ради всего святого, мистер Духон, извините меня за то, что я нарушила договорённость. Однако, поверьте, это произошло не по моей вине… Так сложились обстоятельства, и я не смогла… Дело в том, что со мной приключились странные и печальные события. И я сейчас, признаться, немного нездорова. Но об этом после… Речь женщины звучала взволнованно, сбивчиво и странно. Но Духон слушал не перебивая. – Интересующая вас картина находится в моей домашней коллекции. Мистер Духон, вас не затруднит завтра к полудню приехать в мой замок? – А где он находится? |