Онлайн книга «Орел приземлился»
|
— Скажем, четыреста футов. Я хочу, чтобы они быстро приземлились, а с этой высоты весь прыжок займет пятнадцать секунд. — Для них, а не для меня. За свою карьеру я прыгал с парашютом только три раза и с куда большей высоты. Ветер так взвыл над взлетной полосой, гоня перед собой дождь, что Штайнер вздрогнул: — Ну и мерзкое, забытое богом место. Вполне отвечает цели. — А что за цель? Штайнер усмехнулся: — Вы спрашиваете меня об этом по меньшей мере по пять раз в день. Вам не надоело? — Я просто хочу знать, что это за затея. — Может, и узнаете когда-нибудь, это от Радла зависит, но в настоящий момент мы здесь, потому что мы здесь. — А Престон? — спросил Герике. — Какие у него причины? Просто интересно, что может заставить человека сделать то, что сделал он. — Разные вещи, — сказал Штайнер. — Что касается его самого, то он получил красивую форму, офицерское звание. Впервые в жизни он что-то собой представляет, а это очень важно, если ты был никем. А что касается всего остального, ну, он здесь по прямому приказанию самого Гиммлера. — А вы? — спросил Герике. — Ради славы третьего рейха? Жизнь за фюрера? Штайнер улыбнулся: — Один бог знает. Война — вещь случайная. Ведь если бы американцем был мой отец, а немкой мать, то я был бы по ту сторону. А что касается парашютных войск… я вступил в них, потому что в тот момент это казалось хорошим делом. Конечно, через некоторое время все надоедает. — А я занимаюсь этим, потому что лучше буду летать на чем угодно, чем не летать, — сказал Герике. — И думаю, так же считают большинство английских пилотов по ту сторону Северного моря. Но вы… — он покачал головой. — Я просто не понимаю. Это что, для вас игра и ничего другого? Штайнер устало сказал: — Раньше я знал, а теперь не уверен. Мой отец был солдатом старой школы. Прусская косточка, конечно, голубая кровь и железо, но еще и честь. — А это задание, которое вам дали, — сказал Герике, — ну это английское дело, каким бы оно ни было. У вас нет сомнений? — Абсолютно. Совершенно нормальное военное предприятие поверьте мне. Сам Черчилль не нашел бы в нем изъяна, по крайней мере принципиально. — Герике попытался улыбнуться но это ему не удалось, и Штайнер положил руку ему на плечо! — Я знаю, бывают дни, когда сам бы плакал по всем нам. — Он повернулся и ушел в дождь. * * * В кабинете рейхсфюрера Радл стоял перед его столом и ждал, когда Гиммлер прочитает отчет. — Отлично, господин полковник, — сказал он наконец, — действительно, просто отлично. — Гиммлер положил отчет. — Похоже, что все идет более чем удовлетворительно. От ирландца вести есть? — Нет, только от миссис Грей, как договорились. У Девлина прекрасный радиотелефон. Мы его взяли из запасов, сброшенных английским штабом специальных операций, он позволит ему держать связь с торпедным катером, когда тот подойдет. В отношении связи он ответствен только за эту часть операции. — Адмирал ничего не подозревает? До него не дошли намеки на то, что происходит? Вы уверены? — Абсолютно, господин рейхсфюрер. Мои поездки во Францию и Голландию я совмещаю с заданиями абвера в Париже, Антверпене и Роттердаме. Как известно рейхсфюреру, адмирал всегда предоставляет мне широкую свободу действий в рамках моих обязанностей как начальника отдела. — А когда вы едете в Ландсвоорт снова? — В конце следующей недели. Так счастливо сложилось, что адмирал едет в Италию первого или второго ноября. Это значит, что я могу позволить себе находиться в Ландсвоорте в последние критические дни, и конечно же в период самой операции. — Никакой случайности в том, что адмирал едет в Италию нет, уверяю вас, — Гиммлер слегка улыбнулся. — Я предложил это фюреру точно в подходящий момент. Через пять минут он решил, что это его собственная мысль. — Гиммлер взялся за перо. — Итак, дело идет, Радл. Через две недели все будет кончено. Держите меня в курсе. Он склонился над бумагами. Радл облизал сухие губы и не мог сказать: — Господин рейхсфюрер… Гиммлер тяжело вздохнул: — Я действительно очень занят, Радл. Что еще? — Генерал Штайнер, господин рейхсфюрер, он… здоров? — Конечно, — спокойно ответил Гиммлер. — А почему вы спрашиваете? — Полковник Штайнер, — начал объяснять Радл, и в животе у него все как бы перевернулось, — очень беспокоится… — Нет нужды беспокоиться, — торжественно заверил Гиммлер, — я же дал вам свои личные гарантии, не так ли? — Так точно, — сказал Радл, пятясь к двери. — Благодарю вас еще раз, — он повернулся и вышел как можно быстрее. Гиммлер раздраженно покачал головой и занялся работой. * * * Когда Девлин вошел в церковь, месса уже почти кончилась. Он проскользнул направо от прохода и сел на скамейку. Молли стояла на коленях возле матери, одетая в точности так же, как и в предыдущее воскресенье. На платье не было заметно следов грубого обращения с ним Артура Сеймура. Артур тоже был в церкви, на своем обычном месте, и сразу увидел Девлина. Не выказывая никаких эмоций, встал и проскользнул в тени прохода на улицу. Девлин ждал, наблюдая, как Молли молится: как будто сама невинность преклонила колени при свете свечей. Через некоторое время она открыла глаза и очень медленно повернулась, физически почувствовав его присутствие. Глаза ее расширились, она посмотрела на него долгим взглядом и отвернулась. Незадолго до конца службы Девлин вышел из церкви. Он был уже у своего мотоцикла, когда в дверях появился первый прихожанин. Шел мелкий дождик. Девлин поднял воротник плаща, сел на мотоцикл и стал ждать. Мимо по дорожке прошли Молли с матерью, сделав вид, что не видят его. Они сели в двуколку, мать взяла вожжи, и они уехали. — А, ладно, — сказал про себя Девлин, — кто ее осудит? Он завел мотор и услышал свое имя. Джоанна Грей, подойдя к нему, тихо сказала: — Сегодня днем у меня два часа сидел Филипп Верекер. Он хотел жаловаться на вас сэру Генри. — И я его не виню. Она спросила: — Вы можете когда-нибудь сохранить серьезность больше двух минут подряд? — Слишком надо напрягаться, — ответил он. Приближение семейства Уиллафби помешало им продолжить разговор. Сэр Генри был в форме: — Ну, Девлин, как дела? — Прекрасно, сэр, — Девлин усилил ирландский акцент. — Не могу достаточно поблагодарить вас за эту прекрасную возможность творить добро. Он увидел, как Джоанна Грей отпрянула назад, сжав губы, но сэру Генри его слова понравились: |