Онлайн книга «Дом свиданий»
— Скажите, зачем вы попросили Рябинина пририсовать здесь Большую Медведицу? Лауренц вздрогнул и отстранился: — Нет, Иван Дмитриевич, этого я вам не скажу. — Почему? — Не скажу, не просите. Те, кто знает, пусть знают, они все равно не проговорятся, а никому больше таких вещей знать не нужно. — Но почему? Объясните хоть, почему? — Отстаньте, не буду я вам ничего объяснять! — ответил Лауренц и заковылял к двери. — Подождите! Куда вы? — Домой. С кошками лучше. — И не сядете за стол? Не помянете старого приятеля? — Дома помяну. — Вдова обидится. — ее к черту! — уже в прихожей сказал Лауренц. — Сама виновата, что мужа убили. Будь у Яшки другая жена, он, может, и не изменял бы ей, и жив бы остался. Я ее, между прочим, тоже предупреждал, а она мне чуть глаза не выцарапала… Счастливо оставаться! Проводив его до дверей, Иван Дмитриевич вернулся в гостиную, где царила мадам Зайцева. Всех входивших в комнату мужчин она одаривала такими лучезарными улыбками, словно это был ее праздник и она тут главное действующее лицо. Некоторым протягивалась рука для поцелуя. — Все-таки где вы купили ваш зонтик? — спросил Иван Дмитриевич, прикладываясь к ее пухлым пальчикам в надежде получить правдивый ответ. — Я вам уже ответила. В Париже. Чуть заметно улыбнувшись Ивану Дмитриевичу, она обратилась к его жене: — Какое, милочка, на вас чудное траурное платье. Жена смутилась, поскольку платье принадлежало теще и лет пятнадцать, после каких-то важных похорон, пылилось в сундуке. — Чудное, просто чудное! — продолжала Зайцева, наслаждаясь ее смущением. — Я узнаю этот фасон. В юности у меня было такое же, только серое. Я тогда носила мою старшенькую. Неподалеку ее муж объяснял двум старым девам с четвертого этажа: — Для того нам от казны квартирные деньги и даются, чтобы с женами жить… Оставив на их попечение расстроенную, робеющую жену, Иван Дмитриевич отправился искать Евлампия. Тот сидел в кухне и что-то ел, что ему вперемешку подкладывали на блюдо распаренные стряпухи. Без всяких запирательств он признал выложенный перед ним на стол конец веревки с кровавыми пятнами: да, сразу поленился отмыть, пришлось отрезать. Не выбрасывать же весь моток? Веревка хорошая, корабельная, голландского витья. — Жулька-то, — сказал Иван Дмитриевич, — жива. — Поправилась, значит. Я ее давил, да не додавил. Сердце дрогнуло, как она визжать стала. Так жалобно! — А врал зачем? — Думал, барону скажете, — повинился Евлампий, — он у меня три рубля назад отберет. Вы уж не сказывайте. Жулька теперь пуганая, днем на улицу носа не кажет. В отместку Иван Дмитриевич спустил прямо ему на блюдо веревочный хвост и пошел обратно. В коридоре достал табакерку, заложил в ноздрю табачок. Совестно было в этом доме зажигать трубку. Он уже почти прочихался, когда кто-то взял его сзади под руку. Иван Дмитриевич посмотрел через плечо и увидел Куколева-старшего. — Курить табак нехорошо, а нюхать — это, господин Путилин, еще хуже. — Разве так больше вредит здоровью? — Телесное здоровье тут ни при чем. — Тогда почему? — Сами посудите, — усмешливо говорил Куколев, пока шли по коридору, — ведь современный человек через все свои отверстия грешит. Каждой нашей дыркой дьявол себе во славу пользуется. Ртом, глазами, ушами. О прочем умалчиваю. Что чревоугодничать, что дым глотать, в принципе нет никакой разницы. Один лишь нос представлял собой счастливое исключение: больших грехов за ним не числилось. Нос держался дольше всех, но нынче и он пал. Иван Дмитриевич невольно перебрал в памяти прегрешения своих отверстий. По крайней мере, одно из них оставалось невинно: к содомии он склонности не имел. — Простите мне это маленькое нравоучение, господин Путилин. — Ничего, ничего. Я люблю душеполезные разговоры, — в тон ему ответил Иван Дмитриевич, не переставая удивляться тому, что никто из этой семейки до сих пор ни словом не обмолвился о бегстве Марфы Никитичны. В гостиной уже появилась чета Нейгардтов. Баронесса была в роскошном платье, больше похожем на подвенечное, будь оно не черным, а белым. Иван Дмитриевич перехватил устремленный на нее взгляд жены и понял, что ко всем участкам, на которых ему сегодня предстояло вести сражение, прибавился еще один. Из-под собольих бровей жена метала молнии в сторону баронессы. Пока что они были холодными, но рюмка водки могла разогреть их до смертельного градуса. При виде своего врага Куколев тоже помрачнел. — Я по-прежнему, — сказал он, — уверен, что смерть моего брата не обошлась без Нейгардта. Видеть не могу этого человека! На кладбище я вынужден был терпеть его присутствие, но совершенно не представляю, как мы с женой и дочерьми сядем с ним за один стол. — Кстати, расскажите мне подробнее, при каких именно обстоятельствах отравилась Лиза. Это было в будний день? — В субботу. Я хорошо помню, потому что, согласно принципам моей жены, в субботние вечера наша прислуга пользуется полной свободой. Кати тоже дома не было. Они вдвоем с Лизой собирались ночевать на даче у подруги, но Лиза там с кем-то поругалась. В расстроенных чувствах она приехала домой и с горя обратилась к моему хересу. Я еще не вернулся, в квартире была только Нина Александровна. Страшно подумать, что ей пришлось пережить. — Кошмар, — подтвердила она сама, выныривая из-за спины у Ивана Дмитриевича. — Лиза, — усмехнулся Куколев, — характером в бабку. Недаром они сговорились и провели нас всех. Иван Дмитриевич направился к жене, но по дороге им завладел Зеленский: — Уделите мне пять минут. Отошли к окну, Зеленский спросил: — Убийца, как я понимаю, не найден? — Пока нет. — Тогда вернемся к нашим баранам. Не возражаете? Иван Дмитриевич понял, что о побеге Марфы Никитичны никто не удосужился ему сообщить, и решил тоже промолчать. — Если вы помните, у Каллисто было сорок девять братьев, и все они вместе с Ликаоном участвовали в убийстве Аркада. — Зеленский извлек из-за пазухи лист бумаги, карандаш и пристроился на подоконнике. — Итак, записываем. Марфа Никитична, как мы предполагаем, это Каллисто. Яков Семенович — Аркад. Ликаона обозначим буквой «икс». Его сыновей, соответственно, «икс-один», «икс-два» и так далее до сорока девяти. Понятно, в нашем варианте их может быть и меньше. Зевс у нас пусть будет «игрек». — Пусть, — одобрил Иван Дмитриевич, с тоской взирая на эту бухгалтерию. |