Онлайн книга «Дом свиданий»
Никто по-прежнему не произнес ни слова. — Здесь же, среди нас, есть другой человек. Не убийца, нет, но невольный соучастник преступления. Он знает, кто убил Якова Семеновича, и он… Он приговорен к смерти. До сих пор этот человек молчал, но ведь никто не умеет молчать лучше, чем мертвые. Он сидит за нашим столом, этот человек, и ни о чем не подозревает. Между тем яд, которым отравили Якова Семеновича, уже всыпан в его рюмку той же рукой. И опять ответом было потрясенное молчание. — Но я, — почти шепотом продолжал Иван Дмитриевич, — тоже знаю имя убийцы, о чем убийца не знает. И я незаметно поменял местами два бокала. Еще одной смерти не будет. Теперь отравленное вино стоит перед тем человеком, кто сам же и всыпал в него яд. Первым опомнился старший из куколевских приятелей. Чтобы отвести от себя подозрение, он схватил свою рюмку и поволок ее ко рту, но Иван Дмитриевич прикрикнул на него: — Поставьте на место! — Почему? — заспорил тот. — Я никого не убивал, и я выпью. Пусть все увидят, что я не виноват. — Поставьте, я вам сказал! — Но почему, господин сыщик? — Я прошу всех мужчин не прикасаться к своим рюмкам. Пьют одни только женщины. — Значит, — весело спросил Нейгардт, — вы думаете, что убийца — женщина? Я вас правильно понял? — Да. Пьют лишь дамы. — А девицы? — поинтересовалась Катя. Нина Александровна пожала плечами: — Надеюсь, вы шутите, господин Путилин. Шутка не из удачных. — Я серьезен, как никогда. Пейте, мадам. — И не подумаю! С какой стати вы мне приказываете? — Я служу в полиции… — Ни у одной полиции в мире нет таких полномочий. — Иван Дмитриевич, — спросил Зайцев, — а если вы, не дай бог, что-нибудь перепутали? Что, если мы сели как-нибудь не так и отравленное вино стоит не перед тем человеком, а совсем перед другим? — Я вижу вас всех, все сидят, как сидели раньше. Будьте покойны, я не ошибся. Местами поменялись именно те две рюмочки, что и нужно. — Послушайте, — резонно заметил деверь Шарлотты Генриховны, — для чего устраивать этот спектакль? Подойдите к той, кого вы подозреваете, да и велите ей выпить. А уж мы поглядим, откажется она или нет. — Боюсь, одна она пить не станет. Получится, будто я ее одну оскорбляю подозрением, и она вправе будет отказаться. Вот ежели все, тогда другое дело. — Как хотите, а я не стану пить, — заявила госпожа Гнеточкина, в упор глядя на Ивана Дмитриевича своими бесцветными глазками. — Для меня это унизительно. — И я не буду, — поддержала ее Нина Александровна. — И я, — капризно сказала Лиза. — Почему я должна пить, когда я вообще не пью вина? — А херес кто выпил у вашего папеньки? — напомнил Иван Дмитриевич. — Тем более. Один раз я уже травилась, хватит с меня! Недовольных было больше, чем ожидалось. Шум нарастал, в общем гаме Ивану Дмитриевичу приходилось подбадривать колеблющихся, усмирять строптивых и одновременно следить за той женщиной, чтобы не делала вид, будто пьет, и не вылила бы себе за бюстгальтер. — Я пью! — провозгласила жена. — Смотрите, я пью! Она выпила и закашлялась под устремленными на нее взглядами. Иван Дмитриевич посмотрел на вдову. Вся в черном, бледная, с черными подглазьями, Шарлотта Генриховна поднялась, как тень, нависая над праздничным столом, и хрипло сказала: — Как хозяйка я прошу всех выпить. Я прошу… Голос у нее сорвался, плечи задергались, и сестра усадила ее на место, приговаривая: — Лотточка, Лотточка, успокойся. Если ты просишь, то пожалуйста. Она выпила, за ней лихо осушили свои рюмки Лиза и Катя. Теперь обе сидели с каменными лицами, напряженно прислушиваясь к тому, что творится у них в животах. — Я не стану пить, не стану, — повторяла госпожа Гнеточкина. Катя сказала: — Кажется, меня тошнит. И громче: — Мама, меня тошнит! Нина Александровна, казалось, не слышала, зато Куколев-старший вскочил, опрокинул стул, на ходу бросив Ивану Дмитриевичу что-то невнятное, но угрожающее, и кинулся к дочери, которая при его приближении с невинной улыбкой заявила, что это была шутка. — Дура! — сказала ей Лиза. — Я не буду, — ныла Гнеточкина. — Я боюсь… — Ой! — внезапно вскрикнула Зайцева. Она локтем зацепила свою рюмку, но сидевший рядом один из куколевских приятелей успел подхватить ее. — Не беда, — иезуитским тоном утешил он соседку, — не все пролилось. Кое-что осталось. Шарлотта Генриховна впилась в Зайцеву стекленеющим взором и опять начала медленно подниматься со стула, но в этот момент раздался звонкий и спокойный голос баронессы: — Господин Путилин, а вдова тоже должна пить? — Ну что ты, что ты? — попытался утихомирить ее Нейгардт. — Перестань! — А что такое? Я спрашиваю о том, о чем думают все. Действительно, если раньше такая мысль не многим приходила в голову, то сейчас все призадумались. Стало тихо, лишь слышен был яростный шепот Лизы: — Сергей Богданович, скажите этой дуре, что она дура… Зеленский не отвечал. Он сидел как опоенный, лицо у него было таким, словно он уже покинул этот мир и все здесь происходящее его не касается. — Шарлотта Генриховна, — все так же спокойно сказала баронесса, — я взяла свою рюмку, берите же и вы вашу. Помянем Якова Семеновича. И вот тут-то Иван Дмитриевич по-настоящему перепугался, услышав бестрепетный голос жены. — Паскуда, — произнесла она негромко, но отчетливо. Последствия могли быть непредсказуемы. Все повисло на волоске, но, к счастью, страшное слово потонуло в крике Гнеточкина: — Я выпил вместо моей жены! Иван Дмитриевич, почему вы не обращаете внимания? Вы видели? — Да-да. — Я уверен в моей жене и выпил вместо нее… — А моя жена выпила сама! — торжествовал Зайцев, призывая в свидетели соседей; — Вы заметили? А вы? Курочка моя, дай я тебя поцелую! Между тем Шарлотта Генриховна откликнулась на призыв баронессы и взяла рюмку. Все смотрели на них, а они — друг на друга. Две женщины в черном, их взгляды скрестились над яблочным пирогом, которого Иван Дмитриевич так и не попробовал, и он явственно ощутил, как в воздухе запахло горелым. Безмолвная дуэль продолжалась несколько секунд. У обеих вздрагивали руки. Ледяная наливка чуть заметно колебалась в помутневшем стекле. Наконец обе разом припали губами к хрусталю. Слышно было, как у кого-то из них лязгнули зубы. |