Книга Украсть Ленина, страница 48 – Алекс Тарн

— Прямо не знаю, что это с ней, — с наигранным недоумением сказал хозяин. — Обычно такая спокойная.

— Деянь неузкая! — совсем по-человечески откликнулся непонятный предмет, на который Блонди поначалу не обратила вовсе никакого внимания. — Чуйка!

Хозяин удивленно вскинул брови.

— Чуйка? — переспросил он. — Никогда не слышал о такой породе. Нет, Блонди чистокровная немецкая овчарка. Моя любимая порода.

— Чуйка — это помесь чау-чау и лайки, — пояснил худой, и опять весело подмигнул.

Блонди прикинула, не рыкнуть ли и решила, что не стоит. Гость явно не таил дурных намерений, а наоборот, приглашал к игре. Играть Блонди любила даже больше, чем кровяную колбасу, а уж кровяную колбасу она просто обожала. Овчарка облизнулась.

— Чуйка — это чуйка! — упрямо провозгласил странный предмет. — Не искажайте мои слова.

На вид он был поразительно похож на человека, но только на вид. На запах это была обычная, хотя и сильно ароматизированная, деревяшка, а поскольку носу собаки доверяют намного больше, чем глазам, то за четвертого гостя говорящий чурбан не мог сойти никоим образом. Как ни крути, в комнате вместе с Блонди находились хозяин, трое гостей и чурбан. А может быть, это вовсе не чурбан, а кукла? Хорошо бы… В куклы обычно играют, их можно замечательно грызть и играть в «ну-ка отними!» Вот, наверное, почему худой так завлекающее подмигивает! Блонди подарила худому косой благожелательный взгляд и улыбнулась, далеко вывесив розовый язык с мраморными разводами слюны. Худой с готовностью ответил улыбкой.

— Замечательная у вас собака, — сказал он. — Вот только имя не слишком…

Блонди почувствовала, как хозяин напрягся и перестала улыбаться. Видать, этот худой, и впрямь, не так прост.

— А чем вам не нравится имя?

— Собаку Гитлера звали так же…

— Ну так что? — проговорил хозяин, еще больше напрягаясь. — У вас с этим проблемы?

Лицо у худого вытянулось, он сжал кулаки. Овчарка поднялась одним слитным упругим движением. Если хозяин напрягается, то хорошей собаке положено быть начеку. Тут уже не до кукол.

— Это наш переводчик, — неловко сказал красномордый. — Мы к вам, собственно, по делу. С предложением сотрудничества.

Он повернулся к чурбану.

— Владимир Ильич, пожалуйста.

Чурбан совсем по-человечески фыркнул и сунул руку за пазуху. Блонди утроила бдительность.

— Это ваша газета? — выпалила деревяшка, резким движением выдергивая из внутреннего кармана что-то свернутой трубкой… уж не оружие ли?

Собачьи нервы не выдержали. Не помня себя, Блонди рванулась на защиту хозяина. В следующее мгновение чурбан с деревянным стуком рухнул на пол. По дороге он задел затылком о край стола; раздался особенный шепотливый хруст, как при выламывании старого пня, голова слетела с чурбановых плеч и, недоуменно моргая глазами, покатилась в угол комнаты.

«Конечно, не человек, — окончательно определила Блонди. — Вон и крови нету ни капли. Точно, кукла…»

Она поколебалась, прикидывая, за какую часть хвататься: за тело или за укатившуюся голову? Голова выглядела более пригодной для игры. С другой стороны, думать об игре было еще рано: следовало прежде всего убедиться в отсутствии опасности для хозяина, а в этом смысле тело, конечно же, требовало повышенного внимания. Грозно урча, Блонди ухватила безголовую куклу за бок и потащила ее под кровать. Дерево оказалось совсем легким и мягким на зуб.

— А-а! — дико закричал Вовочка, первым выходя из ступора. — А-а-а-а!..

— Блонди… Блонди… — только и смог вымолвить потрясенный Гранатов.

Челюсть у него отвисла; остановившимся взглядом лидер и основатель РНКП(бл) следил за исчезающими под кроватью ногами одного из гостей. Веня захлопал в ладоши.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Собака не только друг человека! Собака друг человечества!

Цезарь вынул пистолет и направил его на Гранатова.

— Немедленно скажи своей сучке, чтобы вернула нам Ленина.

— Кого? — остолбенело переспросил Гранатов.

— Меня! — послышалось из угла.

Все обернулись на голос. Голова мумии сердито взирала на них, безуспешно пытаясь сдуть с усов налипшую на них паутину.

— Владимир Ильич! Вы живы! — восторженно завопил Вовочка.

Голова брезгливо поморщилась.

— Конечно. Вы что, батенька, в школе не учились? Я жил, жив, и буду жить.

В лице у Гранатова что-то дрогнуло. Он шумно сглотнул слюну и покачнулся.

— Не может быть…

— Может, может, — заверил его Цезарь, опуская пистолет. — Ты собаку уберешь или мне ее пристрелить?

— Господи… — спохватился Гранатов. — Блонди! Фу! Фу! Вон отсюда! Гера! Гера!

Герой звали вовсе не жену и подругу партийного вождя, как можно было бы подумать по совпадению с именем жены и подруги вождя божественного. Герой звали его помощника и ближайшего соратника. Вообще-то, по паспорту он значился как Герасим Скабичевский, но друзья по партии предпочитали именовать его Геринг или, уменьшительно, Гера.

Таким образом, в комнату на зов вождя вбежали в одном лице все трое: и Гера, и Геринг, и Герасим. Последний из них особенно подходил для решения проблем с собаками. Гранатов гневным жестом указал на пристыженную Блонди, понуро сидевшую к тому времени посреди комнаты в позе полнейшего осознания своей ошибки и немедленной готовности все исправить по первому же требованию, хотя бы и ценой собственной жизни.

— Убрать! — заверещал Вильям уже отработанным лидерским фальцетом. — Запереть! Держать! Не пущать!

Перепуганные Герасим и Блонди пулей вылетели за дверь.

— Подходит… — одобрительно заметила голова мумии. — Настоящий вождь…

Голова подмигнула Вовочке, благоговейно сдувавшему с нее последние пылинки.

— Поставьте меня на стол, голубчик. Я хочу побеседовать с этим молодым человеком.

— А как же тело?

— Потом, потом, успеется… — поморщилась голова и скосилась в сторону Гранатова. — Вы мне так и не ответили, батенька: это ваша газета?

Гранатов молчал, ошалело хлопая глазами. Остальные тоже чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Голова зловеще прищурилась.

— Да что вы стоите, как истуканы?! Головы потийяли? Товаищ Вознесенский, а ну, поставьте меня на стол! Да не здесь… посеединке поставьте! Вот так. Всем садиться. Я сказал — садиться!

Будь у головы кулак, она непременно бы треснула по столу.

Присутствующие молча расселись. Веня выглядел подавленным. Цезарь озабоченно посматривал под кровать, откуда высовывались ноги другой, очевидно, менее существенной части вождя. Голова прокашлялась и благосклонно уставилась на Гранатова.