Книга Ментовские оборотни, страница 91 – Владимир Гриньков

– Конечно. Но продавец этой фотки утверждает, что дамочку эту недавно арестовали и ты лично к этому аресту каким-то боком там имеешь отношение. Вот я и позвонил.

– Предлагаешь мне выкупить у вас фотку?

– Обижаешь! – оскорбился мой собеседник. – Я только чтобы в известность тебя поставить. Ты пойми, если мы не купим эту фотографию, ее купят конкуренты.

– Снимок у тебя?

– Нет.

– Но ты его видел?

– Да.

– Реальная фотка? Или монтаж?

– Ты же знаешь, мы экспертизы не проводим. Вся ответственность за подлинность снимка лежит на продавце.

– Кто продает?

– Мужик какой-то.

– Фамилия?

– Знаю только имя. Его Виталиком зовут. Приехал. Фотку показал. Но не оставил. Забрал с собой. Дал номер телефона и два дня на раздумья. Потом фотка уплывет.

Я никаких Виталиков не знал. Не было у меня на примете никого, кого бы так звали и кто был бы способен предлагать в бульварные газеты компромат на меня.

– Он молодой? Старый? – спросил я. – Как выглядит?

– Он в возрасте. А выглядит обыкновенно.

Ничего не прояснилось. Хотя…

– Ему под шестьдесят? – спросил я. – Седой такой? Прическа ежиком?

– Да! Ты его знаешь?

– Виталий Семенович! Фотограф! Вот старый хрыч! Звони немедленно и договаривайся о встрече с этим однофамильцем!

– С чьим однофамильцем? – не понял мой собеседник.

– С однофамильцем шахматиста Карпова. Карпов его фамилия!

* * *

Я не ошибся. Это был Карпов. Когда он приехал в редакцию, я уже был там. Я сидел в закутке, отгородившись от места события компьютерами, и вряд ли мог привлечь внимание гостя.

Когда фотографии оказались в руках журналиста, он произнес условную фразу:

– Да, хорошие фотографии, ничего не скажешь.

И тогда я вышел из своего укрытия. Виталий Семенович моему появлению удивился так сильно, как удивляются герои наших розыгрышей в самом конце съемок, когда я предстаю перед их очами. Ничего сказать не мог однофамилец. Будто вел он свою шахматную партию к выигрышному финалу, все было под контролем и оставалось сделать несколько ходов, чтобы зафиксировать бесспорную победу, но вдруг, словно из ниоткуда, на доске у соперника нарисовались сразу три дополнительных ферзя, и тут уже не победа, а поражение, мат в два хода, и не понять, где несостоявшийся победитель так бездарно зевнул и все прошляпил.

– Здравствуйте, – сказал я обездвижевшему Карпову и легким движением руки завладел якобы компрометирующим меня фотоснимком.

Там действительно был я. И еще там была Римма, жена Жорика. Рядом с их домом нас с Риммой фотоаппарат и зафиксировал.

– Ничего не понимаю, – признался я. – Тот день я помню. Римма вам позвонила, просила прийти. Вы нас фотографировали. Но в доме это было, и фотоаппарат тогда не ваш использовался. Правильно?

Карпов в ответ испуганно кивнул.

– Тогда я ничего не понимаю, – все еще продолжал не понимать я. – Откуда фотографии? Монтаж? Или вы нас незаметно щелкнули?

– Незаметно, – деревянным голосом подтвердил Виталий Семенович. – Сбегал домой, взял фотоаппарат и вас сфотографировал.

– Зачем?

– А вот! – ответил Карпов неопределенно.

Но и так все было понятно. Он ведь и Веронику Лапто погибшую сфотографировал. И на тех снимках что-то заработал, мне это Римма в тот раз рассказывала. Воронцовский папарацци. Фотограф, как разведчик, не бывает бывшим.

– Фотографируете на досуге? – доброжелательно осведомился я. – Фиксируете быт коттеджного поселка?

Моя интонация ввела его в заблуждение. Он простодушно решил, что, может быть, все обойдется.

– Ага, – подтвердил с готовностью. – Фиксирую, а как же!

– И ухажера Вероники вы наверняка сфотографировали? – врезал я ему, хотя и сохранял доброжелательность в голосе.

Он обнаружил наконец опасность. Но было поздно.

– Вы ведь видели их, – продемонстрировал я свою осведомленность. – Когда они прогуливались. Не с Андреем Михайловичем, а с этим, молодым.

Растерянный Карпов промолчал, но по выражению его лица можно было догадаться, что я попал в точку. И оставалось только все обставить так, чтобы его капитуляция не была позорной и даже принесла бы ему выгоду.

– Я куплю у вас эти фотографии, – сказал я. – На которых Вероника Лапто сфотографирована со своим ухажером.

Карпов посмотрел на меня с проснувшейся надеждой. Значит, и фотографии эти у него есть. И продать он их готов.

– Едем! – предложил я, испытывая настоящий охотничий азарт. – Прямо сейчас!

* * *

Я наконец его увидел. Материализовавшийся спустя двести лет Ростопчин был видным мужчиной, и в нем угадывалась порода. Было в нем что-то дворянское. Как про него сказал глава администрации Петр Семенович? Мушкетер! А что, похож. Наверняка в таких женщины влюбляются до беспамятства. Вот Вероника Лапто, например, не устояла. Отвергла приятного в общении Андрея Михайловича ради Ростопчина.

– Это он и есть? – спросил я у фотографа Карпова.

Виталий Семенович с готовностью кивнул, подтверждая.

– Туточки я их сфотографировал! – доложил он и показал куда-то за окно.

А за окном было Воронцово, куда мы только что примчались с Карповым. Я не думал о том, что находиться здесь мне небезопасно, потому как очень уж хотел заполучить фотографию Ростопчина.

– Они не в курсе, видно, были? – предположил я и взмахнул фотокарточкой, на которой красовалась влюбленная парочка.

Вероника и Ростопчин были так увлечены друг другом, что не замечали ничего вокруг себя, как мне казалось.

– Я незаметненько, – признался Карпов, взволновавшись.

– А для чего?

– А просто так! – сказал Виталий Семенович неискренне.

– Не может быть! – бестактно не согласился я.

Карпов судорожно вздохнул.

– Какой-то компромат вы тут заподозрили? – попытался я за него сформулировать внятное объяснение.

– Ну какой там компромат? – запротестовал мой собеседник.

– Для чего-то вы их сфотографировали.

– Я много кого фотографирую, – признался Карпов в надежде спасти свою репутацию.

– Правда?

– Да, – упавшим голосом сказал Виталий Семенович, обнаружив, что проговорился.

– А зачем, если не секрет?

– Может быть, купят.

– Вряд ли найдутся желающие, – засомневался я.