Онлайн книга «Владычица Озера»
— А мое имущество? — крикнул Лютик. — А? Мое добро, мои рощи, дубравы и замки можете оставить себе, но отдайте, чума на ваши головы, лютню, лошадь Пегаса, сто сорок талеров и восемьдесят геллеров, плащ, подбитый енотами, перстень… — Заткнись! — крикнул Геральт, расталкивая лошадью обманутую и неохотно расступающуюся толпу. — Заткнись, слезай и иди сюда, болван! Цири, тарань ему дорогу! Лютик! Ты слышишь, что я тебе говорю? — Геральт? Ты? — Не спрашивай, а слезай поскорее! Ко мне! Прыгай на лошадь! Они продрались сквозь толчею, галопом помчались по узкой улочке. Цири впереди, за ней Геральт и Лютик на Плотве. — К чему такая спешка? — проговорил бард из-за спины ведьмака. — Никто нам не угрожает. Никто не гонится. — Пока что. Твоя княгиня обожает менять свое отношение и как бы попутно отменять то, что решила раньше. Согласись, ты знал о помиловании? — Не знал, — проворчал Лютик. — Но, признаюсь, рассчитывал на него. Ласочка любвеобильна, и у нее доброе сердечко. — Заткнись ты со своей Ласочкой, черт побери. Ты только что чудом выкрутился от обвинения в оскорблении величества, а теперь хочешь подпасть под статью «рецидив»? Трубадур замолчал. Цири остановила Кэльпи, подождала их. Когда поравнялись, она взглянула на Лютика и вытерла слезы. — Эх ты… — сказала она. — Ты… Панкрац… — В путь, — поторопил ведьмак. — Покинем этот город и пределы прелестного княжества. Пока еще можем. * * * Почти на самой границе Туссента, в том месте, откуда уже была видна гора Горгона, их догнал княжеский гонец. Он тянул за собой оседланного Пегаса, вез лютню, плащ и перстень Лютика. Вопрос о ста сорока талерах и восьмидесяти геллерах он пропустил мимо ушей. Просьбу барда передать княгине поцелуй выслушал не моргнув глазом. Они поехали вверх по течению Сансретуры, теперь уже малюсенькой и юркой струйки. Обошли стороной Бельхавен. На ночлег остановились в долине Неви. В том месте, которое помнили и ведьмак, и бард. Лютик держался долго и вопросов не задавал. Но в конце концов пришлось рассказать ему обо всем. И присоединиться к его молчанию. К отвратительной, гноящейся как язва тишине, наступившей после рассказа. * * * В полдень следующего дня они были на стоках, под Ридбруном. Вокруг стоял мир, лад и порядок. Люди были доверчивы и работящи. Чувствовалась безопасность. Повсюду стояли тяжелые от висельников шибеницы. Они обошли стороной город, направляясь к Доль Ангре. — Лютик! — Только теперь Геральт заметил то, что должен был заметить уже давно. — А твоя бесценная туба? Твои полвека поэзии? У гонца их не было. Они остались в Туссенте? — Остались, — равнодушно поддакнул бард. — В гардеробе Ласочки, под кучей платьев, трусов и корсетов. И пусть себе там остаются на веки веков. Аминь. — Объясни. — А чего тут объяснить? В Туссенте у меня было достаточно времени, чтобы внимательно прочесть все, что я написал. — И что? — Напишу еще раз. Заново. — Понимаю, — кивнул Геральт. — Короче говоря, ты оказался таким же никудышным писателем, как и фаворитом. А говоря обиднее: к чему бы ты ни прикоснулся, испоганишь. Но если свои «Полвека» ты еще имеешь возможность исправить, то с княгиней Анарьеттой у тебя такие же шансы вновь стать возлюбленным, как у дерьма снова сделаться хлебом. К примеру. Тьфу! Любовник, которого с позором изгнали. Да-да, нечего гримасничать. Быть князем-консортом в Туссенте не тебе писано, Лютик. — Еще посмотрим. — На меня не рассчитывай. Я на это смотреть не намерен. — А никто тебя и не просит. Однако скажу, что у Ласочки доброе и всепрощающее сердечко. Правда, ее малость занесло, когда она прихватила меня с юной баронессочкой Никвой… Но теперь уже наверняка охолонула. Поняла, что мужчина не создан для моногамии. Простила меня и наверняка ждет… — Ты безнадежно глуп, — отметил Геральт, а Цири энергичным кивком подтвердила, что думает точно так же. — Не стану я с вами спорить, — надулся Лютик. — Тем более что дело это интимное. Повторяю еще раз: Ласочка меня простит. Напишу соответствующую балладу либо сонет, перешлю ей, а она… — Смилостивься, Лютик. — А и верно, чего с вами болтать. Поехали дальше! Гони, Пегас! Мчись, летун быстроногий! Они ехали. Стоял май. * * * — Из-за тебя, — укоризненно сказал ведьмак, — из-за тебя, любовник отлученный, мне тоже пришлось бежать из Туссента, словно какому-то изгнаннику или преследуемому. Я даже не успел увидеться с… — С Фрингильей Виго? И не увиделся бы. Она вскоре после вашего отъезда, еще в январе, отбыла в неизвестном направлении. Попросту исчезла. — Не ее я имел в виду, — кашлянул Геральт, видя, как Цири с интересом прислушивается. — Я хотел встретиться с Рейнартом. Познакомить его с Цири… Лютик уставился в гриву Пегаса. — Рейнарт де Буа-Фресне, — пробормотал он, — где-то в конце февраля погиб в стычке с партизанами на перевале Сервантеса, в районе сторожевой башни Ведетта. Анарьетта посмертно почтила его орденом… — Заткнись, Лютик. Лютик заткнулся, на удивление послушный. * * * Май длился, разгорался. С лугов сбежала яркая желтизна осота, сменившаяся пышной, немного припыленной и летучей белизной одуванчиков. Было зелено и очень тепло. Воздух, когда его не освежала краткая буря, был плотным, жарким и липким, как крупник. [82] Двадцать шестого мая пересекли Яругу по новенькому, беленькому пахнущему смолой мосту. Остатки старого моста, черные, закопченные и обугленные балки, виднелись в воде и на берегу. Цири сделалась неспокойной. Геральт знал. Знал ее намерения, знал о планах, о договоренности с Йеннифэр. Он был готов. И все-таки мысль о расставании болезненно уколола его. Будто там, в груди, внутри, за ребрами, дремал и неожиданно проснулся маленький вредный скорпион. * * * |