
Онлайн книга «Кот, у которого было 60 усиков»
Таверна Лингуини была семейным предприятием. Если завсегдатай справлял там день рождения, папа Лингуини выходил из кухни в шеф-поварском колпаке, вставал на одно колено, широко разбрасывал руки и голосом оперного певца возглашал: «С днём р-р-рождения!» — Сыновья, по всей видимости, не продолжили семейную традицию… — Они предпочли открыть магазин «Всё для фуршета» — гастрономия, кондитерские изделия, напитки — и завести виноградник. Хотят ещё запустить винный завод, но соседи, живущие на побережье, протестуют. Собираясь уходить, Барт сказал: — Что касается посещения «Старой усадьбы»… Обе женщины могут и поводить по ней, и ответить на твои вопросы, но из соображений политкорректности лучше, я думаю, обратиться к Альме Ли Джеймс. Давай я попробую навести мосты. Я знаю, ей смерть как хочется взглянуть на твой амбар… — Половина населения Запада хочет взглянуть на мой амбар. Ладно, заметано. Как мы это организуем? — Я как-нибудь при случае её подвезу, ну а если она будет толкаться тут слишком долго, ты от неё аккуратненько избавишься. — А она любит кошек? — спросил Квиллер. — Коко, как известно, реагирует на алурофобов в весьма своеобразной манере. — Она из Локмастера, ей привычнее собаки и лошади. — Я могу отправить Коко и Юм-Юм на третий ярус. — Нет! Нет! — воспротивился Барт, убеждённый алурофил. — Это их амбар. Пусть она к ним приноравливается. А если ей захочется чихнуть или почесаться, то надолго она не задержится. Уловив нотки предубеждения в голосе адвоката, Квиллер спросил: — А что ты сам думаешь об этих дамах, присматривающих за усадьбой? — Дейзи всегда непосредственна и доброжелательна, Альма — терпеть не могу это имя — тепла или холодна, приветлива или сдержанна — смотря по настроению… Ты меня извини… Я вырос в доме тетки, которую звали Альма, она позволяла своим сыновьям ломать мои игрушки и палить в меня из водяных пистолетов. За что Квиллер любил Барта, так это за искренность. Уже прощаясь, Барт сказал: — Почти забыл. Моя дочурка просит об одолжении. Она занимается какими-то исследованиями и будет благодарна, если ты собственноручно заполнишь вот эту карточку. Напиши на ней два слова… — Он вынул из кармана карточку и ручку. — На одной стороне — собака, а на другой — кошка. И поставь свои инициалы. Квиллер написал каллиграфическим почерком собака на лицевой стороне карточки. На оборотной изобразил с завитушками кошка, поставив под «ш» черточку длиною в дюйм. — Спасибо. Дочка будет очень признательна. Она с полной серьёзностью относится к своей затее, хотя это её «исследование», конечно, никогда не опубликуют. — Сколько ей лет? — спросил Квиллер. — Девять, но тянет на все пятнадцать. Следующим летом хочет собрать материал по Локмастеру, — сказал Барт и, распираемый родительской гордостью, поднял брови. Квиллер отыскал на полке «Легенды старой усадьбы» и ксерокопировал книгу страница за страницей на случай, если ему понадобятся цитаты в связи с усадьбой на Алом мысу. В тот же вечер он записал в дневнике: Понедельник. Я считал, что разобрался в Коко до конца. Он знает заранее, что сейчас зазвонит телефон. Но сегодня он знал, что дядя Джордж едет к нам из магистрата, ещё до того, как тот определился в этом своём намерении. А бискот в его кейсе? И об этом Коко тоже знал?! Это звучит более тем странно, и мне иногда кажется, что я скольжу по краю бездны. Я имею в виду следующее: твёрдо установлено, что Коко знает заранее, что произойдёт. Может ли он влиять на происходящее — заставлять окружающих совершать какие-то действия? Нет, я не хочу так далеко заходить, но я признаю, что он таки внушает мне те или иные идеи. В этом нет ничего нового: Кристофер Смарт [10] знал это несколько веков назад. Но почему приятель Юм-Юм знает и может больше, чем большинство представителей кошачьего племени? Я утверждал и утверждаю: потому что у него шестьдесят усиков! (Или вибрисс — называйте их, как вам угодно.) Что бы ни говорила тут доктор Конни и ни писали в научной литературе, я утверждал и утверждаю: все дело в усиках! Как далеко готов я в этом зайти? Может быть, лучше помолчать? А то начнут ещё считать волоски в моих усах. Вот будет потеха! Коко посылает сообщения, а я принимаю! И Квиллер погрузился в свои фантазии. Что за исследовательская группа из нас получится!.. Усики Коко будут посылать сообщения обо всем происходящем, а мои усы — принимать и классифицировать данные. Четыре
Вторничную колонку Квиллер завершил несколькими «парадоксальными концовками», предложенными читателями. Народные перлы прибывали в отдел писем «Всячины» на почтовых открытках. Читательское соучастие было признаком процветания провинциальной газеты маленького городка, а «парадоксальные концовки» поступали от всех слоев населения. «Непечатных» среди них почти не встречалось, а лучшие планировалось опубликовать, как это было обещано, в книге, доход от которой должен был пойти на благие дела, Лучшими были признаны: Мой новый котеночек — прелесть и, уверяют, уже приучен проситься. Я не пью уже пять лет… и никакого вреда, если промочу свою глотку разок. Моя собака любит показать клыки… но иногда не кусается! Простите, инспектор… я думал, мне дали зелёный свет. Квиллер принёс вторничную колонку в редакцию «Всячины» и, проходя через длинный холл, услышал, как главный редактор громыхает за закрытой дверью. Грозный рев он обычно сопровождал размахиванием кулаками. А вот кого из сотрудников он там распекал, сказать было трудно. Квиллер заглянул в кабинет редактора кулинарного отдела. — Чем ты кормила мужа на завтрак, Милдред? — Потом, потом! У меня аврал! — отмахнулась она. — Что случилось? — спросил Квиллер одного из репортёров. — Клариссу Мур отпустили домой в Индиану на похороны, а сегодня утром пришла телеграмма: она не вернётся! Арчи в бешенстве, и я его не виню, — сказал репортёр. — Для студентки журфака, только-только его окончившей, у неё здесь были неплохие условия. Квиллер и сам внёс свою долю в создание дружеской атмосферы вокруг новенькой, и хотя она проявила себя как хорошая очеркистка, но была все-таки не настолько хороша, чтобы простить ей столь бесцеремонную выходку. |