Книга Ночная дорога, страница 66 – Кристин Ханна

Он взял маленький сверток на руки.

— Грейс, — произнес Зак. — Грейс Миа Фарадей.

Лекси снова почувствовала боль.

— Я люблю тебя, Грейси, — прошептала она, жалея, что не поцеловала дочурку еще раз, перед тем как отдать. — И еще одно, Зак, я…

В дверь постучали. Так громко, что Лекси вздрогнула.

— Это наверняка мама, — сказал Зак. — Так что ты хотела сказать?

Лекси покачала головой.

— Уже не важно.

Он помолчал, переводя взгляд с Лекси на ребенка.

— Я все разрушил, — тихо произнес Зак.

А у нее пропал голос, она даже не смогла попрощаться ни со своей дочерью, ни с парнем, которого любила.

* * *

Джуд пыталась подготовиться к этому дню. Она говорила себе: вот теперь все пойдет по-другому, начнется новая жизнь, и поэтому, когда Зак вышел из больничной палаты Лекси с розовым сверточком в руках, взволнованный, с блестящими глазами, Джуд почувствовала, как в ней возрождается надежда.

— Грейс Миа Фарадей, — сказал Зак.

— Она прекрасна, — сказал Майлс, подходя к сыну, и поддержал головку малышки чуткой рукой хирурга.

Джуд взглянула на личико внучки, и время, казалось, повернуло вспять.

На секунду она вновь превратилась в молодую мамочку, с младенцем в каждой руке, которую встречает муж.

Грейс показалась ей точной копией Мии.

Такой же крошечный ротик, такие же мутные голубые глазки, которые позже станут зелеными, такой же остренький подбородок и светлые реснички. Джуд инстинктивно отпрянула.

— Ма? — Зак посмотрел на мать. — Хочешь ее подержать?

Джуд начало трясти. Холод от сердца достиг кончиков пальцев, и она пожалела, что не захватила пальто.

— Конечно. — Она заставила себя улыбнуться, потянулась к Мии — нет, Грейс — и взяла на руки.

«Люби ее, — в отчаянии подумала она, начиная паниковать. — Почувствуй хоть что-то».

Но в душе ничего не шевельнулось. Джуд смотрела на родную внучку, младенца, похожего на Мию как две капли воды, и ничего не чувствовала.

* * *

Физически Лекси быстро восстановилась. Грудь уменьшилась до обычного размера, молоко исчезло. Через месяц только несколько еле заметных растяжек на животе напоминали о том, что она недавно родила.

Она чувствовала себя такой же бесцветной, как эти отметины. Беременность ее изменила. Девушка по имени Алекса Бейл попала в больницу, прикованная цепями к кровати, и родила самого прекрасного ребенка на свете. Она в последний раз повидалась с юношей, которого любила. А затем все закончилось, и в тюрьму уже вернулась повзрослевшая и поумневшая Лекси.

Раньше она была хрупкой, полной надежд; по прошествии времени изменения бросались в глаза, словно дыра в заборе от недостающей доски. Ужасный проступок сломил ее, но раньше она верила в искупление, в силу правосудия. Она думала, что, оказавшись в тюрьме, искупит свою вину, и тогда ее простят.

Полная ерунда!

Адвокат оказался прав. Ей следовало отвергнуть обвинение, заявить, что она раскаивается, что она еще молода и глупа.

Вместо этого она поступила «правильно», и этот выбор ее погубил. Она потеряла все, что имело для нее значение, а самое главное, она потеряла ребенка.

Еще два месяца после рождения Грейс Лекси пыталась сохранить себя прежней, но ее лучшие черты исчезали, как вода в песке. День за днем она пробовала писать письма дочери, и каждая новая бесславная попытка отрывала от нее кусочек, так что в конце концов почти ничего не осталось. Теперь она чувствовала себя прозрачной. Особенно сегодня.

Она сидела во дворе, на скамейке, под неярким небом. Сбоку несколько женщин, одетых в хаки, играли в баскетбол. Деревья за территорией тюрьмы были в полном цвету. Время от времени над проволочным забором пролетал розовый лепесток и приземлялся, словно обещание, выполненное с великим трудом.

— Похоже, тебе не помешало бы взбодриться.

Лекси подняла голову. Рядом стояла женщина с коротко стриженными рыжими волосами и синим платком, обвязанным вокруг головы. Из-под воротника выглядывала татуировка в виде змеи. Это была приземистая особа с мощными ручищами и такой красной кожей, словно ее драили металлической щеткой.

Лекси знала эту женщину. Все знали. У нее было достаточно красноречивое прозвище — Смэк. [12]

Лекси медленно поднялась. За все время, что она пробыла в тюрьме, она ни разу не заговорила со Смэк. Женщины обращались к Смэк только по одной причине, а если кто начинал с ней разговор, то уже не останавливался.

— Я могу снять твою боль, — сказала Смэк.

Лекси знала, что не следует прислушиваться к обещанию, это опасно, но ничего не смогла с собой поделать. Боль была невыносимой, особенно сегодня.

— Сколько?

Смэк медленно улыбнулась, обнажив черные уродливые зубы. Такие рты здесь были у каждой второй.

— В первый раз? И такая милашка? Я думаю…

— Отстань от нее, Смэк.

Лекси увидела, как Тамика направляется к ним с грозным видом матери-медведицы. Тамика толкнула Лекси в грудь своей огромной лапищей, и та отлетела в сторону, едва не упав, но быстро обрела равновесие и бросилась вперед.

— Это мое дело, Тамика. Ты мне не указ.

Тамика встала нос к носу с торговкой наркотиками.

— Отвали, или я порву тебя на кусочки, как дерьмовую бумажку.

Лекси втиснулась между женщинами.

— Мне нужно это, — сказала она Тамике, чуть ли не умоляя. — Нет больше сил терпеть. Я хочу забыться.

— Протяни руку, — прошептала Смэк.

— Нет! — рявкнула Тамика. — Я не позволю тебе сделать это, hermana. [13]

Лекси взвыла от боли и ударила Тамику в нос.

Надзирательница дунула в свисток.

Смэк сунула две таблетки в руку Лекси и кинулась прочь.

— С ума сошла? — покачнувшись, спросила Тамика. — Сама не знаю, чего я о тебе пекусь.

— Я тоже не знаю. Я тебя не просила.

— Hermana, — сказала Тамика, вздохнув, — я знаю, как это больно.

— Разве? Ровно год назад в этот день я убила свою подругу.

Подошли две охранницы и оттолкнули Лекси от Тамики.

— Назад, Бейл.

— Я упала, — сказала Тамика.

— Хорошая попытка, Эрнандес, — ответила тюремщица. — Я все видела. Идем, Бейл.

Лекси знала, куда ее уведут, знала и не переживала. Еще вчера она бы сказала, что ничего так не боится, как попасть в Дыру, но сегодня, в годовщину гибели Мии, в мире, где Лекси родила ребенка и сразу потеряла, это обстоятельство вызвало лишь легкий вздох.