Книга Какая еще любовь?, страница 68 – Кейси Майклз

Молли нагнулась, взяла с одной из кроваток розового плюшевого медведя и прижала его к себе, как будто он мог ее защитить. Потом глубоко вздохнула. Потом медленно выдохнула.

— Джейни, я дура?

— Что?

— Ну, дура. Ненормальная. Уродка. Не «особенная». Не «эксцентричная». Просто дура.

— Конечно, нет, милая. Ты не дура. — Джейни поднялась с кресла. — С чего ты так решила?

Молли уткнулась лицом в мишку.

— Потому что несколько дней назад я встретила самого замечательного, чудного, потрясающего мужчину на свете, и, кажется, он вроде бы меня любит, а я думаю, что я тоже, кажется, его люблю. И мне страшно хочется убежать куда глаза глядят. Быстро-быстро.

— Понятно. То есть поступить как обычно?

Молли отшвырнула медведя.

— Видишь? Видишь? Да, я обычно так поступаю. Что со мной не так? Почему я все время сбегаю, Джейни?

Джейни дотронулась до ее руки.

— Иди сюда, присядь.

— Я не хочу сидеть. Я хочу бежать без оглядки.

— Маргарет Эпплгейт, сядь сейчас же, — твердо сказала Джейни. Все-таки она прирожденный педагог и умеет восстанавливать дисциплину. И никогда не теряет головы. Никогда.

Молли села.

— Хорошо. Теперь у меня хотя бы шею не сведет оттого, что смотрю на тебя снизу вверх.

Молли попыталась улыбнуться.

— Мисс Коротышка.

— Молли Дылда, — не осталась в долгу Джейни. — Помнишь Даррина и Джо?

— Джо клеился к тебе. Даррин клеился ко мне.

— Да нет. Джо был таким коротышкой, борцом и увивался за тобой. А Даррен играл за местную баскетбольную команду. Ему нравилась я.

Молли перевела дыхание и улыбнулась.

— И мы никак не могли дать им понять, что они нас неправильно выбрали. Помню. Как они поживают?

— Джо стал врачом, а Даррин переехал в Алабаму, — ответила Джейни. — Знаешь, Молли, я всегда недолюбливала твоих родителей, а теперь, когда выросла, я бы их просто придушила.

Молли внимательно разглядывала свой маникюр. Сестрица всегда была чертовски честной.

— Джейни, любые неприятности в жизни можно валить на родителей. Я давно уже взрослая, не забывай.

— Мне об этом можешь не напоминать. Сама знаешь, мы взрослели друг у друга на глазах. Забота твоих родителей о тебе — просто меньше некуда. Это факт, хотя и мерзкий. И тебя задевало их безразличие. Я изучала детскую психологию на разных курсах — это совершенно нормальная реакция. Ты пыталась завоевать их внимание.

Молли закусила губу и кивнула. Об этом она сама давно догадалась.

— Иногда чересчур бурно, иногда слишком мягко. Перепробовала миллион разных способов. Не просто чтобы получить их любовь и внимание. Так случалось только пока ты была маленькой. Когда выросла, ты от этого отказалась. Может, важно было их одобрение? Чтобы они, по крайней мере, признали, что ты есть — умная, красивая и прочее. Признали хоть чуть-чуть, что ты существуешь?

— Может быть.

— А они от этого увильнули. Когда ты выросла, стала личностью, с которой можно считаться, они взяли и умерли. Лишили тебя последнего шанса доказать им, что ты — хороший человек, любящий, стоящий человек.

Молли фыркнула.

— Стоящий? С теми условиями, которые они навязали мне в своем завещании?

— Я знаю, чтобы пользоваться наследством, десять месяцев в году ты должна работать или выйти замуж. Они считали тебя поверхностной, взбалмошной. Такой же, какими были сами. И ты, конечно, взбунтовалась.

— Джейни, что тут удивительного? Я впервые взбунтовалась в четыре года и с тех пор бунтовала не переставая.

— Нет, я о другом. Ты бы ни за что не вышла замуж, потому что они этого от тебя хотели. Но и задерживаться на одной работе ты бы тоже не стала — тогда, получается, ты стала бы играть по их правилам. А какое они имели право диктовать тебе, как жить? Ведь до этого им было на тебя наплевать.

— Наверное… да. — Молли вытерла глаза. — Только твои мама с папой заботились обо мне. И еще миссис Клозер.

— Молли, мы тебя очень любили. Мы тебя и сейчас любим. Так, как ты хочешь. Ты ведь никогда не подпускала нас близко. Ведь ты считала себя недостойной. Раз тебя не любили родители, значит, в тебе чего-то не хватало, был какой-то изъян, который мы обязательно обнаружим и вышвырнем тебя вон из наших сердец. Милая, ты — настоящий учебник психологии, да еще в карманном варианте. Чертовски заманчивая комбинация.

Молли хотела засмеяться, но вместо смеха получилось какое-то жалкое блеяние.

— Спасибо. Я вижу, одна из нас потратила уйму времени на то, чтобы все это осмыслить. Что еще?

— Тогда ты отказалась от замужества — и пока, мне кажется, к лучшему — и придумала способ жить согласно завещанию и в то же время ему не подчиняться. Стала работать, но на разных работах. Таких, которые не одобрил бы Джерри, — все по-своему. Чтобы придумать такое, нужно вдохновение. Вдохновенная месть. Но ведь ты придумала это десять лет назад. Неужели ты не устала, Молли? Не устала наказывать их? Наказывать себя?

Молли закрыла лицо ладонями.

— Очень устала.

— Ну вот. А теперь расскажи мне про этого дядю.

Молли вскочила с кресла и слова принялась мерить шагами комнату.

— Он… он… я рассказала ему про холодильник мистера Хартцеля.

— Ого. — Джейни села, сцепив руки на коленях. — Тогда это серьезно. Ты с ним спала?

Наконец-то Молли смогла улыбнуться.

— Подумать только, кто меня спрашивает? Последняя девственница Вирджинии и двух соседних штатов.

— Я потеряла девственность в восемнадцать, тебе это отлично известно.

— Ладно, почти девственница. Ну да, мы с ним спали. Мы… занимались любовью.

— Так. Ты уже произносила это слово. Любовь. Знаешь, я думала, что никогда не услышу его от тебя в личном плане.

Молли подошла к окну и стала смотреть на дождь.

— Джейни, мне страшно. По-настоящему страшно. — Она повернулась к сестре, прижимая руку к груди. — Что, если здесь ничего нет? Если он думает, что нашел то, чего на самом деле нет?

— Иначе говоря, что, если ты настоящая дочь своих родителей?

— Да. — Молли махнула рукой на дверь. — Ты видела детей. Лиззи. Бутч. Я их обожаю. А теперь спроси, хочу ли я своих детей. Давай, спрашивай.

— Ты хочешь своих детей?

— Господи, нет, — ответила Молли и отвернулась к окну, к дождю, к мокнущей детской площадке.

— Не веришь, что можешь быть хорошей матерью?

Молли прижалась лбом к стеклу.

— А ты бы поверила?