
Онлайн книга «Белый Шанхай»
Нина была бы счастлива, если б виски не разламывались от тупой боли. Она смотрела в окно. Уличные цирюльники чистили уши клиентов ватой на палочке; носильщики тащили вазы, покрывала и гусей вслед свадебному паланкину. Даниэль остановил автомобиль напротив китайского ресторана: – Вы любите местную кухню? От одной мысли о еде Нину замутило. – Не знаю. – Ну, раз вы когда-то питались всем, что пролетало мимо, вам должно понравиться. Темные коридоры, узкая лестница на второй этаж. Время от времени окно в кабинете закрывало полотнище флага, хлопавшего на ветру, – на алом фоне золотые иероглифы. Солнце просвечивало сквозь него, и комната наполнялась красным светом. Сели за стол. Даниэль что-то приказал слуге по-китайски, и тот принес поднос с маленьким чайником и несколькими пиалами. – Китайский философ Лао-цзы говорил, что чай входит в состав эликсира жизни, – сказал Даниэль. Он подал Нине керамическую колбу толщиной в палец: – Это нюхательный сосуд. Накройте его пиалой, переверните – чай выльется. Теперь вдыхайте аромат из нюхательного сосуда. Хорошо? Чай пах странно – дымной травой. Нина обозлилась. Неужели Даниэль не видит, что ей плохо? Не понимает, что в таком состоянии любой новый запах вызывает тошноту? – В шанхайском кулинарном искусстве очень много заимствований от соседей, – сказал Даниэль, – но главная особенность местной кухни – это использование соевого соуса, сахара и алкоголя. Креветки, рыба, курица – здесь все бывает сладкое и пьяное. – Ясно, – проговорила Нина, глядя перед собой. – Я не буду потчевать вас такой экзотикой, как «тысячелетние яйца» или «вонючий тофу», но кое-что вам следует попробовать. Вошел слуга и поставил перед Ниной тарелку, на которой сидели шесть здоровых крабов с волосатыми ногами. Глаза их смотрели на нее с укоризной. Нина почувствовала, как черная дурнота заполняет ей голову. Свет в комнате погас, и она потеряла сознание. 3
Испуганный голос Чьинь: – Я не знаю, где у нее лекарства: она никогда не болела. Мужской голос: – Ну должно же что-то быть у вас в доме? – Посмотрите в гардеробной, только она заперта. А ключ у мисси в сумке. Щелкнул замок, зашуршала папиросная бумага. – Чьинь, сходи… м-м-м… сходи в аптеку и спроси каких-нибудь порошков для поднятия кровяного давления. Пусть запишут на мой счет. – Слушаю, мастер. Нина повернула голову: – Даниэль? Он подошел к ней, сел рядом на кровати: – Надо было отвезти вас в больницу. Извините, я никак не думал, что… Дверь гардеробной открыта. Даниэль понял, что хранится в коробках. Нина в испуге приподнялась: – Вы не должны были… Чтобы удержать равновесие, она схватилась за спинку кровати. От стыда, от тупой боли в висках Нина заплакала. Даниэль обнял ее: – Ну же… Что вы? Все будет хорошо… – Это не мое! – всхлипывала Нина. – Просто один человек попросил меня спрятать это… У него дома дети… Вы не думайте, я не падшая женщина! А впрочем, падшая, конечно… Я вас обманула – нет никакого чехословацкого консульства. – Я знаю, – мягко сказал Даниэль. – Ничего вы не знаете! В припадке самоуничижения она рассказала ему все: как они с Иржи остались без средств, как один знакомый помог ей оформить бумаги. Даниэль обнимал ее, Нина прижалась щекой к его воротнику. «Ох, что я делаю?» – но ей было все равно. Она слишком устала притворяться. Ей хотелось хоть несколько минут побыть самой собой: слабой, испуганной и отчаянно нуждающейся в защите. – Все будет хорошо, – повторял Даниэль. Боль утихла, слезы высохли, и даже стыд прошел. Нина сидела на ковре напротив Даниэля и показывала ему коллекцию Олмана. Он не смутился, не выказал ни брезгливости, ни осуждения – только любопытство искусствоведа. То, что еще вчера казалось Нине верхом неприличия, в его руках превратилось в изысканный, но совершенно бесполый антиквариат. Так беспола и бесплотна нагота Адама и Евы на иконах. Даниэль говорил о технике, в которой исполнены гравюры, о составе туши, о методах шлифовки нефрита, и древние изображения теряли всякий непристойный смысл, который был в них заложен – не художниками, а самой Ниной. Даниэль снял заклятие, и теперь она могла смотреть на них, не чувствуя вины и не связывая себя с ними в одно порочное целое. Даниэль вертел в руках зуб мамонта, на котором было вырезано что-то вроде «Сада земных наслаждений». [29] – Вы ведь не знаете, сколько это стоит, не так ли? Нина покачала головой: – Понятия не имею. – И что вы собираетесь делать с этими вещами? – Было бы неплохо продать. Даниэль взял ее за руку чуть повыше запястья: – Продать, но не здесь, а в Европе. – Но их невозможно вывезти за границу! – Возможно – как дипломатическую почту. Если хотите, я помогу вам обстряпать дельце. В устах приличного Даниэля эти слова прозвучали настолько странно, что Нина рассмеялась: – Я так и знала, что в тихом омуте черти водятся. – Это какая-то русская поговорка? – спросил он. – Что она значит? – Что вы, как и я, не тот, за кого себя выдаете. Даниэль улыбнулся: – Скорее, я не тот, кем меня привыкли считать другие. Но это не моя беда, правда? «А все-таки я заполучила тебя», – подумала Нина, проводив его до калитки. Даниэль попросил ее составить опись всех предметов и поговорить с владельцем, на каких условиях он согласен расстаться с коллекцией. Теперь у Нины и мистера Бернара была общая тайна: распространение порнографии. Лишь бы Тони Олман не проболтался, что это его вещи, и не договорился с Даниэлем напрямую. Нина закрыла калитку и вернулась в дом. Все свершилось гораздо проще и быстрее, чем она ожидала. Что теперь? Закрепить достигнутый успех и дальше в наступление? Как там, интересно, Клим поживает? Тоже нашел себе кого-нибудь? Глава 20
1
Бриттани: |