
Онлайн книга «Чаща»
И лишь после этого появляется матадор и заканчивает бой ударом шпаги. Вот это мне сейчас и предстояло. Я загонял свидетеля до изнеможения, вонзил в него и копья, и бандерильи. Теперь пришла пора достать и пустить в дело шпагу. Флер Хиккори сделал все, что в его силах, чтобы этого не допустить. Добился перерыва, заявил, что ранее мы не предоставляли этот фильм, что это несправедливо, что нам следовало дать им время для ознакомления, бла-бла-бла. Я отбивался. Фильм, мол, находился в распоряжении клиентов. Мы сами смогли раздобыть копию только прошлой ночью. Свидетель подтвердил, что фильм этот смотрели в общежитии студенческого братства. Если мистер Хиккори хочет заявить, что его клиенты никогда этого фильма не видели, пусть приглашает их для дачи свидетельских показаний. Споря, Флер тянул время. Обращался с запросами к судье, получал на них ответы, пытался, и достаточно успешно, дать Флинну возможность перевести дух. Но не сработало. Я понял это в тот самый момент, когда Флинн сел в кресло для свидетелей. Копья и бандерильи нанесли ему слишком тяжелые травмы. А демонстрация фрагмента фильма стала последним ударом. Во время его показа Флинн сидел с закрытыми глазами, и, я думаю, он бы с радостью заткнул уши. Я могу сказать, что Флинн скорее всего не такой уж плохой парень. И действительно, как он и говорил, Шамик ему понравилась. Он пригласил ее на свидание, как свою подружку. Но старшекурсники, узнав об этом, подняли его на смех и заставили поучаствовать в подготовке «живого кино». Флинн-первокурсник пошел им навстречу. — Я ненавидел себя за это, — говорил он. — Но вы должны понять. «Нет, я не понимаю», — хотелось сказать мне, но я промолчал. Просто смотрел на него, пока он не опустил глаза. Потом, с легким вызовом, перевел взгляд на присяжных. Секунды текли. Наконец я повернулся к Флеру Хиккори: — Ваш свидетель. Прошло немало времени, прежде чем я смог остаться один. После нелепого взрыва негодования по отношению к Мьюз я решил провести небольшое расследование. Прогнал через «Гугл» телефонные номера, оставленные Люси. Два ничего не дали, но третий, рабочий, вывел меня на профессора Университета Рестона Люси Голд. Голд. Силверстайн. Класс. Я уже знал, что это «моя» Люси. Находка стала лишь подтверждением. Вопрос в том, что мне делать. Ответ лежал на поверхности: позвонить и спросить, чего она хочет. В совпадения я не верю. Эта женщина не давала о себе знать двадцать лет. Внезапно она звонит и не называет фамилии. Я понимал, что звонок этот каким-то образом связан со смертью Джила Переса и со случившимся в летнем лагере. Слишком уж это очевидно. Летний роман, каким бы ярким он ни был, оставался летним романом. Я мог любить Люси и, вероятно, любил, но юношеской любви не пережить крови и убийств. Мы идем по жизни, открывая двери. Эту я закрыл. Люси ушла. Мне потребовалось время, чтобы сжиться с этим. Но я это сделал, и чертова дверь оставалась закрытой. Теперь мне предстояло ее открыть вновь. Мьюз хотела заглянуть в прошлое Люси. Мне следовало согласиться. Но я позволил эмоциям взять верх. Наверное, не следовало спешить. Имя на листке бумаги ударило меня как обухом. Мне следовало потянуть время, прийти в себя после удара и только потом принять решение. Я поступил иначе. Может, не стоило и звонить. «Нет, — сказал я себе. — Нечего тянуть резину». Я снял трубку, набрал домашний номер Люси. После четвертого звонка трубку сняли. — Меня нет дома, — услышал я женский голос. — Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала. Звуковой сигнал раздался слишком уж быстро. Я не успел подготовиться. Положил трубку. Поступил как юнец. Голова шла кругом. Двадцать лет. Прошло двадцать лет. Люси теперь тридцать семь. Я задался вопросом, осталась ли она такой же красоткой. Подумал, что зрелость не могла ей повредить. Некоторые женщины, и Люси, пожалуй, относилась к их числу, с годами только расцветали. «Давай, Коуп, действуй». Я попытался. Но услышать голос, который звучал так же, как и прежде… все равно что оказаться рядом с соседом по студенческому общежитию. Через десять секунд годы уходят, и кажется, что ты в той самой комнате и ничего не изменилось. Такая вот со мной случилась история. Мне вновь стало восемнадцать. Я несколько раз глубоко вдохнул. И тут в дверь постучали. — Заходите. На пороге появилась Мьюз: — Еще не звонил ей? — Позвонил по домашнему номеру. Автоответчик. — Сейчас ты ее скорее всего не найдешь. Она на занятиях. — И откуда ты это знаешь? — Я главный следователь. И не обязана слушать все, что ты говоришь. Она села, положила ноги в удобных туфлях на стол. Всматривалась в мое лицо и молчала. Я тоже не нарушал тишины. Наконец она не выдержала: — Хочешь, чтобы я ушла? — Сначала расскажи, что выяснила. Мьюз приложила все силы, чтобы скрыть улыбку. — Она уже семнадцать лет как поменяла фамилию. Стала Люси Голд. Я кивнул: — Наверное, сразу после внесудебного соглашения. — Какого внесудебного соглашения? Ах да, подожди, вы подали иски к владельцу лагеря, так? — Семьи жертв. — А принадлежал лагерь отцу Люси. — Правильно. — Неприятное дело? — Не знаю. Я в этом не участвовал. — Но вы выиграли? — Конечно. В этом летнем лагере охраны практически не было. — Я поморщился, произнося это. — Семьи получили самый крупный актив Силверстайна. — Сам лагерь? — Да. И продали его компании-застройщику. — Весь участок? — Там был пункт, касающийся лесов. На эту землю налагались ограничения — никакого строительства. — И сколько вы получили? — После выплаты вознаграждения адвокатам каждой семье досталось больше восьмисот тысяч. — Ничего себе. — Глаза Мьюз округлились. — Да. Потеря ребенка приносит большие деньги. — Я не хотела… Я отмахнулся: — Знаю. Просто я говнюк. Она спорить не стала. — Должно быть, такие деньги многое изменили. Я ответил не сразу. Деньги родители положили на общий счет. Мать сняла сто тысяч, с которыми и убежала. Нам оставила остальное. Поступила великодушно. Мы с отцом переехали из Ньюарка в Монклер. Я уже получил стипендию в Ратжерсе, [30] но после суда нацелился на юридическую школу Колумбийского университета в Нью-Йорке. Там и встретил Джейн. |