Онлайн книга «Пропащий»
|
Да и стоит ли ее прятать? Когда грязь выставляет себя напоказ, вы можете презрительно фыркнуть и почувствовать, что выше ее. Люди в этом нуждаются. Кроме того, что вы предпочтете – открытого врага или неведомую опасность, затаившуюся, как змея, среди высокой травы? В конце концов, чистоты не бывает без грязи – так же как верха без низа, света без тьмы и добра без зла. На автомобильный гудок я сначала не обратил внимания: живем-то в Нью-Йорке. Не слышать их здесь, когда идешь по улице, все равно что плавать и не намокнуть. Я обернулся, лишь услышав знакомый голос: – Эй, проснись! Рядом, взвизгнув тормозами, остановился фургон «Дома Завета». Его водителем и единственным пассажиром был Крест. Опустив стекло, он выглянул, снимая темные очки: – Залезай. Я открыл дверцу и запрыгнул в машину. Внутри стоял запах сигарет, пота и бутербродов с колбасой, которые мы обычно раздавали по ночам. Обивка продавленных сидений пестрела пятнами всевозможных форм и расцветок, в бардачке зияла пустота. Крест не отрывал глаз от дороги. – Какого черта ты здесь делаешь? – Иду на работу. – Зачем? – Психотерапия… Он понимающе кивнул. Похоже, у него была бессонная ночь – мотался на фургоне по городу, как ангел-хранитель, выискивая своих подопечных. На Кресте это мало отразилось, хотя, впрочем, он никогда не мог похвастаться особо цветущим видом. Давно не мытые лохмы в стиле группы «Аэросмит» и неизменная щетина, даже отдаленно не похожая на модную ухоженную поросль. Он никогда не бывал чисто выбрит – по крайней мере, я его таким не видел, – но и настоящей бороды не отращивал. Щеки и лоб покрывали оспины. Рабочие ботинки истерлись до белизны, а джинсы, слишком широкие в поясе, выглядели так, будто по ним прошло стадо бизонов. Из закатанного рукава торчала пачка «Кэмела» – желтая, как зубы самого Креста. – Хреново выглядишь, – заметил он. – Пожалуй, раз ты это говоришь. Крест ухмыльнулся в ответ. Его так прозвали из-за татуировки на лбу. Четыре квадратика – крест, заключенный в рамку. Теперь, когда Крест стал большой шишкой в области йоги, с выпуском собственных видеокассет и сетью школ, публика полагала, что он носит на лбу какой-то духовный символ. Ничего подобного – раньше это была просто свастика. Он только добавил четыре линии, чтобы получился полный квадрат. С крестом в середине. У меня подобное не укладывалось в голове: Крест меньше, чем кто бы то ни было, похож на фанатика. К тому же он – мой самый близкий друг. Когда я впервые узнал о происхождении татуировки, то был в полном шоке. Крест не стал ничего объяснять или извиняться: как и Шейла, он избегал разговоров о своем прошлом. Я узнал кое-что лишь потом, через общих знакомых. – Спасибо за цветы. Он не ответил. – И за то, что пришел, – добавил я. Крест заехал к нам в фургоне, взяв с собой нескольких друзей из «Дома Завета». Больше у нас посетителей и не было. – Солнышко была что надо, – вздохнул он. – Да. Повисла пауза. Потом Крест возмущенно тряхнул головой: – И хоть бы кто пришел! – Спасибо за информацию… – Я в смысле… Черт побери, сколько всего было народу? – Ты меня очень утешил. Спасибо, брат… – Ты хочешь утешения? Так слушай: все люди – сволочи! – Дай мне ручку, я запишу. Молчание. Крест остановился у светофора и искоса взглянул на меня. Глаза у него были красные, воспаленные. Он вытащил из рукава сигареты. – Может, расскажешь, что с тобой? – М-м-м… Давай как-нибудь потом. Все-таки у меня мать умерла… – Ладно. Можешь не спешить. Загорелся зеленый свет, фургон двинулся с места. Фотография брата продолжала стоять у меня перед глазами. – Крест… – Я слушаю. – Похоже, – начал я, – что мой брат жив. Крест задумчиво достал сигарету из пачки и сунул в рот. – Явление Христа народу… – Именно. – Хожу в воскресную школу, – объяснил он. – Почему ты вдруг решил? Он загнал фургон на крошечную стоянку возле «Дома Завета». Было время, когда мы парковались прямо на улице, однако бродяги завели привычку взламывать машину и спать в ней. В полицию мы, само собой, не обращались, но платить за выбитые стекла и сломанные замки в конце концов надоело. Сначала мы просто перестали запирать фургон. Тот, кто первый утром приходил на работу, громко стучал по крыше, чтобы ночные гости просыпались и шли по своим делам. Потом и от этого пришлось отказаться: фургон стал – как бы это помягче выразиться – не очень приятным для использования. Бездомные вообще не очень приятная публика: блюют, ходят под себя и так далее. Короче, все ясно. Мы сидели в машине. Я думал, как начать. – Хочу тебя спросить… Он молча ждал. – Ты ни разу не говорил, что думаешь о моем брате. – Это вопрос? – Скорее наблюдение. Вопрос другой: почему? – Почему я не высказывался? – Да. Крест пожал плечами: – Ты не спрашивал. – Но мы это много раз обсуждали. Он снова пожал плечами. – Ну ладно, – продолжал я, – теперь я тебя спрашиваю: ты считал, что он жив? – Разумеется, – кивнул Крест. Вот оно как. – Считал так, несмотря на все наши разговоры, на все мои аргументы… – Я никак не мог понять, кого ты пытался убедить – меня или себя. – А тебя я так и не убедил? – Ни в малейшей степени. – Ты ведь никогда и не спорил со мной… Крест сделал глубокую затяжку. – Твои иллюзии никому не мешали. – В неведении благо – так, что ли? – Чаще всего так. – Но в моих доводах все же был смысл. – Это ты так считаешь. – А ты нет? – Нет, – покачал головой Крест. – Ты полагал, что твой братец не смог бы спрятаться без денег. А ведь для этого ничего не нужно. Взять хотя бы бездомных, которых мы встречаем каждый день. Если кому-нибудь из них захочется исчезнуть, то какие проблемы? Раз, два – и нет его. – На них не охотится полиция всего мира. – Охотится… – презрительно повторил Крест. – По-твоему, каждый коп в мире просыпается по утрам, думая о твоем брате? В этом был резон – особенно теперь, когда я знал, что мать, наверное, помогала Кену. |