
Онлайн книга «Скованные одной цепью»
Димон снова сплюнул в жестянку, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств слишком откровенной жестикуляцией. — Мы их изучаем. — Да? А что, если на минуту сделать вид, что я не такой уж законченный кретин? — Ну ладно, камеры исчезли, довольны? Кайл говорит, что скорее всего их забрали с собой бандиты, которые на него напали. — Вполне разумное предположение. — Посмотрите на него, Болитар. Майрон снова повернулся к окну. Кайл по-прежнему смотрел в потолок. Глаза его слезились. — Когда мы обнаружили его вчера ночью, та штуковина, тазер, которой он обрабатывал вас, валялась рядом с ним на полу. Батарейка села от слишком частого употребления. Он весь дрожал — того и гляди в ступор впадет. Весь описался. Целых двенадцать часов он не мог выговорить ни слова. Я показал ему фотографию Уина, и он начал рыдать так, что врачу пришлось дать ему успокоительное. Майрон не сводил глаз с Кайла. Он думал о тазере, о блеске, появлявшемся в глазах Кайла, когда тот нажимал на курок, о том, что вот так же, не в силах пошевелиться, мог лежать на кровати он сам, Майрон. Он отвернулся от окна, посмотрел на Димона и, отчетливо выделяя каждое слово, проговорил: — Ух! Я. Глубоко. Ему. Сочувствую. Димон лишь молча покачал головой. — Я свободен? — спросил Майрон. — Вы сейчас куда, в «Дакоту»? — Да. — Мы послали туда нашего человека, за Уином. Хотелось бы немного потолковать с ним, когда появится. — Добрый вечер, мистер Болитар. — Добрый вечер, Владимир. — Майрон стремительно прошел мимо консьержа, охраняющего знаменитые решетчатые ворота «Дакоты». Неподалеку стояла полицейская машина, присланная Димоном. В квартире Уина, когда там появился Майрон, царил полумрак. Уин сидел в просторном кожаном кресле, вертя в руках бокал коньяка. Майрон ничуть не удивился, увидев его. Подобно большинству старых зданий с почтенной родословной «Дакота» имела потайные подземные проходы. Уин показывал ему пару таких проходов: один вел из цокольного этажа высокого дома на Коламбас-авеню, другой начинался кварталом выше, прямо у Центрального парка. Владимир — Майрон в этом не сомневался — знал, что Уин дома, но, конечно, никому не сказал. Не полиция платит ему премиальные на Рождество. — А я-то думал, — начал Майрон, — что ты вчера ночью пошел перепихнуться с кем-нибудь по-быстрому. И вот выясняется: тебе приспичило разобраться с Кайлом. — А кто сказал, что одно несовместимо с другим? — улыбнулся Уин. — В этом не было необходимости. — В сексе? В нем никогда нет необходимости, только мужчин это не останавливает, верно? — Очень смешно. Уин сложил ладони домиком. — Думаешь, ты первый, кого Кайл затащил в эту комнату с бордовыми стенами? Или просто первый, кому удалось избежать больничной койки? — Да, он скверный тип, ну и что? — Он не просто скверный, он очень скверный тип. Троих отправил в больницу в прошлом году — и во всех трех случаях отмазался, свидетели из клуба выручили. — И ты решил сам с ним разобраться? — Именно. — Но это не твоя работа. — Ничего, зато она мне нравится. Углубляться в эту тему смысла не было, и Майрон просто сказал: — С тобой хочет поговорить Димон. — Я в курсе. Только я с ним говорить не хочу. Так что через полчаса с ним свяжется мой адвокат и скажет, что, если у него нет ордера на арест, разговора не будет. Конец цитаты. — Если я скажу, что тебе не стоило этого делать, толк какой-нибудь будет? — Постой, — сказал Уин, начиная обычное в таких случаях мимическое представление. — Если не возражаешь, я для начала настрою свою воздушную скрипку. — Скажи хотя бы, что именно ты ему сделал? — Полиция нашла тазер? — спросил Уин. — Да. — Где? — То есть как это — где? Рядом с телом. — Рядом? Ясно. Выходит, хоть на что-то он еще был способен. Молчание. Майрон потянулся к холодильнику и достал банку своего любимого шоколадного напитка. На телевизионном экране трепетал логотип группы «Голубой луч». — Как это Кайл выразился? — протянул Уин, согревая бокал с коньяком в ладонях. Щеки у него горели. — Ах да. Ну так вот, какое-то время он будет мочиться кровью. Может, сломано ребро или два. Впрочем, в конце концов на ноги он встанет. — Но не скажет ни слова. — Ни в коем случае. Никому и никогда. — Жуткий ты тип. — Майрон опустился в кресло. — Просто не люблю хвастать, — возразил Уин. — И все же умным этот шаг не назовешь. — Ответ неправильный. Шаг был очень умный. — Почему это? — Тебе следует запомнить три вещи. Первая. — Уин загнул палец. — Я никогда не обижаю ни в чем не повинных — только тех, кто этого более всего заслуживает. Кайл подпадает под данную категорию. Второе. — Очередной загнутый палец. — Я поступаю так в наших интересах. Чем больше страха я внушаю людям, тем нам спокойнее. — Потому-то ты не возражал, чтобы уличные видеокамеры зафиксировали твое появление, — с трудом подавил улыбку Майрон. — Тебе надо, чтобы все знали, что это был ты. — Повторяю, хвастать не люблю, но ты прав — да, хотел. И третье. — Уин снова загнул палец. — Я всегда поступаю так, руководствуясь чем угодно, только не чувством мести. — Например, чувством справедливости? — Например, желанием получить информацию. — Уин взял пульт и направил его на телевизор. — Кайл любезно предоставил мне все вчерашние записи с видеокамер. И почти весь день я просматривал их, надеясь отыскать Китти и Брэда Болитар. Ничего себе. Майрон повернулся к телевизору. — Ну и?.. — Еще не закончил, — сказал Уин, — но пока ничего хорошего. — А поподробнее нельзя? — К чему слова, сейчас сам все увидишь. — Уин плеснул коньяку в другой бокал и предложил Майрону. Тот отмахнулся. Уин пожал плечами, поставил бокал рядом с Майроном и нажал на кнопку пуска. Изображение логотипа исчезло, и на экране появилось женское лицо. Уин остановил показ. — Здесь самое четкое ее изображение. Майрон наклонился к экрану. Его всегда поражало, отчего камеры видеонаблюдения устанавливают так высоко, что лиц толком не разглядишь. Не лучший способ понять, кто перед тобой; впрочем, возможно, альтернативы просто нет. Что же касается изображения, в которое вглядывался сейчас Майрон, то оно было несколько размыто и укрупнено. Казалось, кто-то специально развернул камеру под определенным углом. Но так или иначе сомнений относительно того, кого запечатлела камера, не оставалось. |