Книга Скованные одной цепью, страница 3 – Харлан Кобен

Уин наклонился к компьютеру чуть ближе.

— Это ее сонограмма?

— Да.

— И каким же образом сонограмма может популяризировать теннисную академию?

— Я задал ей тот же вопрос. Она ответила, что важен личный момент. Просто самореклама никому не интересна.

— И поэтому она выставляет сонограмму плода? — Уин нахмурился. — По-твоему, это имеет хоть какой-то смысл?

Майрон в этом сомневался. Уин в очках для чтения, обоим им неуютно в этом новом мире социальных сетей, и Майрон в очередной раз почувствовал себя старым.

— Взгляни на комментарии, — предложил он.

— По поводу сонограммы есть комментарии? — вытаращил глаза Уин.

— Ты почитай, почитай.

Уин погрузился в чтение. Майрон выжидал. Сам он неплохо запомнил эту страничку: там содержалось по меньшей мере двадцать шесть комментариев, в основном — добрые пожелания. Например, мать Сьюзи написала: «Эй, люди, я буду бабушкой. Как вам это?» Некая Эми высказалась просто: «Ух, класс!» Бодрое послание — «Не отстает от папаши» — поступило от ударника, некогда выступавшего в «Лошадиной силе». Малый по имени Келвин: «Ну даешь, поздр.!» Тами спросил: «Когда рожаешь-то, крошка?»

Уин задержался на третьем послании снизу:

— Забавный тип.

— Кто именно?

— Какой-то говнюк-гуманоид по имени Эрик пишет… — Уин откашлялся и наклонился к экрану: — «Твой малыш похож на морского конька». И дальше этот Эрик Бунтарь добавляет большими буквами «РЖУНИМАГУ».

— Нет, ищи другого.

Уина это не убедило.

— Все же к старине Эрику стоило бы зайти.

— Читай дальше.

— Ладно. — У Уина редко менялось выражение лица. И в делах, и в бою он приучил себя никак не выказывать своих чувств. Но сейчас Майрон заметил, что глаза его друга вроде как потемнели. Уин оторвался от экрана, и Майрон кивнул: ему стало ясно, что Уин обнаружил эти два слова.

Они были в самом низу страницы, в послании, подписанном «Абеона П.», — имя это ничего Майрону не говорило. Они сопровождались каким-то символом, похожим на китайский иероглиф. И тут же, заглавными буквами, без пунктуации, два слова, простых, но убийственных: «РЕБЕНОК ЧУЖОЙ».

Молчание.

— Ничего себе, — произнес наконец Уин.

— Вот именно.

Уин снял очки.

— Хотелось бы задать закономерный вопрос.

— Какой?

— Это правда?

— Сьюзи клянется, что ребенок от Лекса.

— И мы ей верим?

— Верим, — кивнул Майрон. — А это имеет значение?

— В этическом смысле — нет. Хочешь знать мое мнение? Это дело рук какого-нибудь шутника гермафродита.

— Вот чем хорош Интернет, — заметил Майрон. — Он дает возможность высказаться каждому. А вот чем Интернет плох: он дает возможность высказаться каждому.

— Мощный бастион для трусов и анонимщиков, — согласился Уин. — Наверное, Сьюзи стоило бы стереть эту запись до того, как ее увидит Лекс.

— Уже поздно. И это тоже проблема. Лекс вроде как сбежал.

— Ясно, — кивнул Уин. — И Сьюзи хочет, чтобы мы его нашли?

— Да, и вернули домой.

— Ну, знаменитую рок-звезду найти не так уж трудно, — сказал Уин. — А еще какие проблемы?

— Она хочет знать, кто это написал.

— То есть подлинное имя мистера Шутника Гермафродита?

— Сьюзи кажется, что дело тут посложнее. Она считает, кто-то охотится за ней всерьез.

Уин покачал головой:

— Уверен, это Шутник Гермафродит.

— Да брось ты. «ЧУЖОЙ»? Это же больным надо быть.

— Хорошо, больной Шутник Гермафродит. Ты что, впервые с такой чушью в Интернете сталкиваешься? Да на любую новостную страницу загляни, и сразу увидишь расистские, человеконенавистнические, параноидальные «комментарии». — Уин изобразил пальцами кавычки. — На луну завоешь.

— Верно, но я обещал ей заняться этим делом.

Уин вздохнул, снова нацепил очки на нос и приник к экрану компьютера.

— Автор послания — Абеона П. Ник, надо полагать.

— Ну да. Абеоной звали одну из римских богинь. А вот к чему буква П, ни малейшего понятия не имею.

— А как насчет знака? Что это за символика?

— Опять же понятия не имею.

— У Сьюзи не спрашивал?

— Спрашивал. Она тоже не знает. Похоже на китайский иероглиф.

— Может, удастся найти кого-нибудь, кто переведет. — Уин откинулся на спинку стула и переплел пальцы. — Время, когда было выложено послание, заметил?

— Три семнадцать утра, — кивнул Майрон.

— Поздновато, однако. Или, наоборот, рановато.

— Вот и я подумал, — сказал Майрон. — Может, в социальных сетях таким образом пьянчужки переписываются?

— Или с бывшими, кому есть что сказать, — предположил Уин.

— А что, есть кандидат?

— Если припомнить бурную молодость Сьюзи, даже не один, а несколько, и это еще мягко сказано.

— Но среди них, по ее соображениям, нет человека, способного на такое.

Уин по-прежнему вглядывался в экран.

— Ладно, с чего начинаем?

— Что-что?

— С чего начинаем, спрашиваю.

Майрон принялся мерить шагами свой обновленный кабинет. Исчезли афиши бродвейских спектаклей и всяческие штучки в память о Бэтмене. Их вынесли перед покраской, и нельзя сказать, чтобы Майрону их так уж не хватало. Исчезли и его старые трофеи и награды, оставшиеся с тех пор, как он занимался спортом, — чемпионские перстни Национальной студенческой спортивной ассоциации, грамоты за победы в соревнованиях на первенство страны, приз лучшего спортсмена-студента года — все, за одним исключением. Прямо перед игрой за «Бостон селтик», первым выступлением в профессиональной лиге, когда мечта Майрона наконец-то должна была сбыться, он серьезно повредил колено. «Спортс иллюстрейтед» напечатал на обложке его фотографию с надписью: «Это конец?» И хотя ответа на вопрос журнал не дал, все действительно свелось к большому жирному «ДА!». Майрон и сам не сказал бы, зачем сохранил эту обложку, да еще и в рамке. Спроси кто-нибудь его, он ответил бы, что это предупреждение любой переступающей порог его кабинета «суперзвезде»: все может очень быстро закончиться. Но в глубине души Майрон подозревал, что дело не только в этом.

— Обычно ты не так действуешь, — сказал он Уину.

— Да, а как?

— Обычно на этой стадии ты говоришь мне, что я не соглядатай, а агент, а ты не видишь смысла браться за дело, потому что оно не принесет фирме никакой прибыли.