Книга Закон волка, страница 111 – Андрей Дышев

— Валера, мы с Анной хотим серьезно с тобой поговорить, — начал было я.

Но Нефедов, энергично жуя, помахал пальцем и налил по третьей.

— Не греши, братан! Третий тост! Третий тост — традиционный, за погибших в Афгане ребят. Его мы тоже выпили стоя. Анна совсем некстати подложила в тарелку Валеры кальмаров с майонезом, и он еще активнее стал работать вилкой. Я снова раскрыл рот, чтобы начать рассказ о преступлении Милосердовой, но Валера, наливая в очередной раз, стал вспоминать наших сослуживцев.

Я понял, что он просто избегает какого-либо разговора о мафии. Меня это задело. Получалось так, что Валера затыкал мне рот, игнорировал мои чувства и мою сумасшедшую работу, проделанную за три последние недели.

— Вздрогнем! — сказал Валера, поднимая рюмку. — За нашу дружбу!

Я демонстративно скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула.

— Ты чего? — удивился Валера. — За дружбу отказываешься пить?

— Я не буду пить, пока ты не выслушаешь меня.

Валера протяжно, со стоном, вздохнул, опустил рюмку и посмотрел на Анну.

— Ты посмотри, до чего нормальный мужик докатился! Настолько бредит мафией, что даже пить отказывается… Ну что с ним делать, Аннушка?

— Выслушать.

— И ты о том же!

Я не узнавал Валеру. Казалось, что ему все надоело — служба в органах ФСБ, разговоры о мафии, о преступлениях, чужие проблемы, — и он круто разворачивал судьбу в ту сторону, где среди богатой закуски журчала водка и не было проблемы важнее, чем придумать оригинальный тост.

— Хорошо, — подумав, согласился он. — Я тебя выслушаю. На все десять минут. А потом до глубокого вечера будем говорить только о твоем Крыме, о море и женщинах. Согласен?

— Согласен.

— Но сначала выпьем!

Пришлось уступить. Даже не закусив, я перешел к делу:

— Девятнадцатого августа на Диком острове была убита молодая женщина. Московский начинающий политик Герман Милосердое опознал в убитой свою сестру — генерального директора акционерного общества «Милосердие» Эльвиру Леонидовну. По подозрению в убийстве взяли под стражу коммерческого директора Виктора Гурули, но очень скоро его выпустили, закрыв дело за отсутствием состава преступления…

Ватера слушал меня, уставившись в тарелку с солеными огурцами. Потянулся за ними, взял парочку, с хрустом надкусил, затем встал со стула и стал ходить по комнате, рассматривая картины и макраме.

Я замолчал. Валера повернулся, держа огурец у рта, как микрофон.

— Патологоанатом пришел к выводу, что похороненная женщина была наркоманкой, — повторил он мои последние слова. — Так, и что дальше?

— Мне показалось, что ты невнимательно слушаешь меня, — признался я.

— Нет, я очень внимательно слушаю тебя. Как Штирлиц, — ответил Валера. — Только… А огурцы, должен признать, просто потрясающие! Неужели из урожая этого года?

— Прошлого, — ответила Анна.

— Так что «только»? — теряя терпение, напомнил я.

Ответ Нефедова прогремел, как гром среди ясного неба:

— Только все, о чем ты говоришь, мне давно известно.

Мы с Анной переглянулись и в один голос воскликнули:

— Как известно?!

Валера не торопился с ответом. Вернулся на свое место, снова взялся за бутылку и разлил водку по рюмкам. Я испугался, что он сейчас начнет говорить какой-нибудь пространный тост, и одним махом выпил. Водка не брала.

— Видишь ли, дружище, мы ведь тоже иногда раскрываем преступления, — сказал Валера.

— Как же? — произнес я с таким чувством, словно меня обокрали на крупную сумму. — Вы что же, Милосердову уже взяли и доказали ее вину?

— Пока нет. Но скоро возьмем.

— И ее брата?

— И брата тоже. Хотя его взять будет труднее. Он возглавил Партию радикальных мер, так называемую ПРМ. А эту партию поддерживают некоторые влиятельные лица из окружения президента. Поэтому нам нужен веский повод, чтобы взять Милосердова.

— Валера, ты хочешь сказать, что вам известны все тонкости и детали этого дела? — не мог поверить я.

— Мне не хочется тебя расстраивать, друг мой, но это так.

— И вы знаете, кто убил эту девчонку? — Я кивнул на портрет Васильевой. — Вам известно, что это сделал Малыгин?

Валера вскинул брови и принялся намазывать маслом кусочек белого хлеба.

— Малыгин? — переспросил он. — Какой такой Малыгин?

— Ну вот! — облегченно воскликнул я и хлопнул кулаком по ладони. — Ты не знаешь убийцу Васильевой, а говоришь, что въехал во все тонкости.

Валера вздохнул, отложил бутерброд и в упор посмотрел на меня. В его взгляде что-то изменилось.

— Кирилл, — сказал он голосом, в котором уже не было оттенка насмешки и иронии, — на протяжении достаточно длительного времени ты постоянно путался у нас под ногами, затрудняя работу следственной бригады. Мало того, ты каким-то чудом умудрялся одновременно мешать мафии, милиции и ФСБ. Я несколько раз просил тебя перенацелить свою энергию на какое-нибудь другое дело. Теперь же я просто требую — и как твой друг, и как представитель органов безопасности, — чтобы ты прекратил какие-либо действия в отношении Милосердова, его сестры и всех остальных людей, замешанных в этом деле. Ты понял меня? Я требую!

Вот теперь я узнал прежнего Валеру Нефедова, бывшего начальника особого отдела дивизии, три с половиной года провоевавшего в Афганистане, у которого каждое слово напоминало артиллерийский залп.

— Фу-ты ну-ты! — произнес я. — Напугал! Так заикой сделаешь меня когда-нибудь. А на каком основании ты требуешь, Валера?

— На том основании, — ответил он, аккуратно пристраивая красную икру поверх масла, — что я в отличие от тебя обладаю правом навязывать свою волю другим людям. Я могу даже арестовать тебя.

— Ты это серьезно говоришь?

— Вполне. И по той причине, что ты балуешься, а я работаю.

— Какое же это баловство! — вмешалась Анна, бросившись мне на помощь. — А ты знаешь, сколько раз он жизнью рисковал, ходил по краю пропасти?! Сколько раз его пытались подставить, убить и только чудо спасало?!

— Знаю, — ответил Валера. — Я все знаю. А вот ты не знаешь, сколько раз я клялся набить Кириллу физиономию за эти игры.

Что Валера хорошо умел, так это говорить спокойным, будничным тоном о том, о чем я бы на его месте мог только кричать.

— Кирилл был всего лишь нашей тенью, — продолжал Нефедов, обращаясь к Анне, словно меня не было рядом. — Где-то он шел по нашим следам, где-то мы — по его, но в отличие от нас он действовал грубее, лез напролом, как бык на красную тряпку.