Онлайн книга «Закон волка»
|
— Послушай, — прервал я его. — Я ни в чем не собираюсь тебя обвинять. Мне всего лишь нужна Татьяна, которая приехала сюда из Кемерова. Ты знаешь, о ком я говорю. Если будешь валять дурака — посажу на месяц в сизо. А там уже не покуришь. — А ты меня не пугай. С меня взятки гладки. Я, можно сказать, вообще некурящий. А на что тебе Танька? У меня отлегло от сердца. Ошибки не произошло. Во всяком случае этому «начальнику лагеря» Татьяна знакома. — Сумочку вернуть надо. — Стал бы ты из-за сумочки ее шукать, — не поверил он. — Нету у меня морального права выдавать тебе Таньку. Время шло, а этот бомж водил меня за нос, наглея с каждой минутой. Пришлось применить жесткие меры. Быстрым движением я схватил «начальника» за ухо, пригнул его голову книзу, заставляя опуститься на колени, и прижал щекой к камню. — Ну как, появилось моральное право? — спросил я. — А-а! — негромко заскулил бомж. — Лицо поцарапаешь!.. Вот такая, значит, демократия у нас? Лицом об землю?.. Не дави ж так, рубаху порвешь!.. — Где Танька? — повторил я. — Где, где — в фанде! — выругался он. — С любовником своим откололась… — С каким любовником? — У-ю-юй! Ухо оторвешь, уже не слышу тебя, совсем не слышу… Я разжал пальцы. «Начальник» сел, потирая покрасневшее ухо, глядя на меня исподлобья, как дворовый пес, которому влетело от хозяина. — С каким-каким! — плачущим голосом ответил он. — С простым. Ты что, не знаешь, какие любовники бывают? — И стал умолять меня: — Ты Таньку не трожь. Она хорошая. Она нам всем как сестра. Она лечит, она жалеет, она песни красивые поет… — Да хватит тебе причитать! — оборвал я его, с удивлением замечая на щеках бомжа слезы. — Ничего плохого я ей не сделаю. Скажешь, где она, — и я уйду. — Уйду в фанду, — пробормотал бомж, все еще потирая ухо, которое уже полыхало, как солнце на закате. — Откуда мне знать, где она гуляет. Я в личную жизнь не суюсь. У нас здесь друг за другом не следят. Нагуляется — сама вернется. — Давно она ушла? — Давно. Дня четыре назад. Точно не помню. — Как выглядел любовник? —Чего? — Ну, на кого похож? — На кого? А хрен его знает, на кого. На тебя! И рост вроде такой же, и лицо, и все такое… Я начинал терять терпение. — Кажется, тебя надо снова за ухо подергать, — пригрозил я., — Да что ты привязался! — заскулил бомж. — Не знаю я того любовника. На кой хрен он мне сдался? Мои глаза что — фотокарточки печатают, чтоб я запоминал всякого? Я бачил его всего-то раз. — Ну ладно, кайфолюб, — жестко сказал я. — Наш разговор только начинается. Я из тебя всю душу вытрясу. Ты у меня о «косяке» до конца своей поганой жизни мечтать будешь… — Ну чего ты распалился?! Чего?! — почуяв угрозу в моем голосе, заволновался бомж и на всякий случай привстал. — Чего ты сразу про «косяк» гонишь? Чего к стенке припираешь? — Слушай же, вобла сушеная, — произнес я, глядя в голубую бездну глаз бомжа. — Твоя Танька подозревается в убийстве банкирши. Если станешь что-то скрывать и валять дурака, то пройдешь по делу как соучастник. — Ага, соучастник-фуясник, — закивал он головой. — Я за Таньку не в ответе. Я ей не папа. Приехала — уехала, мне до нее дела нет. — Тогда чего же ты, как червь навозный, извиваешься? — Да я как на духу все отвечаю, а ты цепляешься, как креветка за плавки! Неделю как ушла. С мужиком. Ну, не помню я его, не помню, не дал Бог светлой памяти! — Не только памяти. И мозгов он тебе не дал, — вздохнул я. — Этот мужик много раз бывал здесь? — Два… Или пять. Придет, свистнет, а Танька все дни напролет в воде сидит. Он свистнет, а она голой из воды выскочит, как селедка на крючке, шорты на задницу натянет — и к нему. День или два ее нет. Ну, это ясно, чем занята, — свой кошачий хвост как можно выше задирает, то есть тащится, как молодежь нынче говорит. Придет — отсыпается под навесом. Я ее чайком отпаиваю. У нее глаза бешеные, сама как дурная, хохочет все время, и еще пару раз рвало ее сильно. Я думал, что помрет. — Она баловалась «косячком»? — «Косячком»? — переспросил бомж и наморщил лоб. — Упаси Господь! Я схватил палку и шарахнул ею изо всех сил о камень. Два обломка, вращаясь, как пропеллеры, пронеслись перед самым носом бомжа. — Не ври, дядя! Не ври! — крикнул я. Он попятился от меня, бормоча под нос: — Да что ж ты нервный такой? Зашибешь ведь невинного! Размахался, как дирижер! Зачем мне врать? Я как на духу… Она это… кололась. — Что она себе вводила? — Не знаю, — покачал головой бомж. — Мамой клянусь, не знаю. Я эту штуковину, — он кивнул на пластиковую коробочку, — не признаю. Я покурить люблю, водочки выпить, а чтоб колоться — нет, никогда. Не приучен, не умею, да и страшно в свое живое тело иглу втыкать… На, гляди! Он развернул свои руки ладонями вверх и протянул их мне. Следов уколов в самом деле не было. — Ну ты ведь должен был видеть, как она набирает в шприц жидкость? — Видел, да, — закивал бомж. — Из коробочки брала шприц и набирала в него жидкость. — Откуда? Из этого пузырька? Бомж покачал головой. — Нет. Это спирт, я его на язык пробовал. Она им ватку смачивала и руку протирала. Гигиена. Танька вообще чистая девчонка. Все любила намыливаться каждое утро. Войдет в море — и давай шампунем себя поливать. Из-под пены даже не разглядишь, что голая. Все равно что кружка пивная. Бутербродов наделает, но перед тем, как меня угостить, заставляла руки с мылом помыть… — Да хватит про гигиену! — не дослушал я. — Чем она наполняла шприц? — Какой-то фуевиной. Из ампулы. Я снова взял в руки пластиковую коробочку и вывалил ее содержимое на землю. — Где она хранила ампулы? — Откуда я знаю, где… Да нигде! Чего их хранить? Это ж не ценные бумаги. Принесла, укололась — и пошла купаться. — Ампулы ей давал любовник? — Не знаю. Утверждать не стану. Может быть, и любовник. Я стал ходить вокруг тента, внимательно глядя себе под ноги. «Начальник лагеря» следил за мной. Я поднялся выше, на небольшой каменный уступ, похожий на ступеньку. Под ногой хрустнуло стекло. Я склонился и поднял округлый кусочек ампулы. — Это? — спросил я бомжа. — Это, — кивнул он. На стекле можно было разобрать всего четыре буквы: «ОПОЛ». — Скорее всего омнопол, — предположил я. — Это наркотик, болеутоляющее. |