
Онлайн книга «Русский закал»
Валери согревала замерзшие руки, обхватив ладонями чашку. Призрачный парок струился у ее красивых губ. – Его обвиняют в торговле наркотиками. – Но он, разумеется, не торговал? Валери зло усмехнулась. – Не торговал. Дело против него сфабриковали, все шито белыми нитками, это и дураку понятно. Но нужны доказательства. – Ну давай по порядку. Когда, что стряслось, где он залетел? – Тогда, в сентябре, ну, как мы… расстались… – Когда вы заработали на казино, – помог я. – Мы полетели военным бортом в Душанбе с товаром – электрочайники, кипятильники, ковры, ну и прочая ерунда, там это хорошо идет. Сдали и взяли контейнер дынь, чтобы в Москве сразу сдать перекупщикам. Сидим в аэропорту, ждем вылета. Вдруг подваливают к нам четверо в костюмах. «Вы вещи сдавали в камеру хранения?» Мы отвечаем, да, сдавали. Они: «Можете показать, что именно?» – А кто были эти четверо? Таможенники? – Я не знаю! Кагэбисты местные или милиция – кто их разберет! – Так вы даже не поинтересовались их документами? – Ну, в такой ситуации, когда к тебе подваливают четверо, с виду – приличные люди, вежливо просят спуститься в камеру хранения, разве будешь спрашивать документы?.. Так слушай дальше. Мы спускаемся вниз, там что-то вроде подвальчика, лестница, узкий коридор и сама кладовая, огороженная решетками. Эти четверо вежливо просят пассажиров расступиться, подходят к окну, где выдают вещи, и спрашивают кладовщика: этот, мол, гражданин сдавал сумки в камеру? Кладовщик кивает – этот. – А вы в самом деле сдавали туда что-нибудь? – А как же! Две сумки. Там личные вещи, фруктов немного, бритва Глеба, мои платья. Всякое барахло, в общем… Один из тех четверых просит Глеба: «Покажите, пожалуйста, ваш жетон». Мы думаем, какая-то неувязка с вещами получилась. Без всякой задней мысли Глеб протягивает им этот самый жетон, и кладовщик выволакивает две здоровенные бордовые сумки. – Ну и что? – Сумки-то не наши! Глеб сразу сообразил, что к чему, и говорит: «Позвольте, господа, но сумочки не наши». Эти, кагэбисты, выясняют у кладовщика: «Его сумки?» Кладовщик, старый лис, глазки в сторону отворачивает и говорит: «Они сдали – я принял. Жетон им дал и ничего больше не знаю». Глеб говорит: «Повторяю, сумки не наши!» – А свои сумки вы нашли? – Так о чем и речь! Глеб говорит: «Сейчас я покажу, где мои сумки, и, не открывая их, расскажу, что там лежит». Обошел стеллажи, заглянул во все уголки – сумок нет. А этот, иуда: «Зачем так говоришь? У нас ничего не пропадает. Ты сумки сдал – я принял. Других не было». Глеб говорит ему очень вразумительно: «Дедушка, зачем вы врете?» А тот свое: «Эти сумки я принял, эти сумки возвращаю». – А что было в этих сумках? – В этом-то и вся история. Эти ребята в костюмчиках вынесли сумки на середину, пригласили понятых и открыли «молнии». И что ты думаешь? Обе доверху набиты маковой соломкой. – Пакостная история. – Все намного сложнее, чем тебе кажется. Глеба тут же под руки куда-то увели. Он мне успел крикнуть, чтобы я сразу же стала искать хорошего адвоката. Там, в Душанбе, я вышла на Рамазанова – мне его посоветовали, он специализируется на подобных делах. Человек-легенда. Трижды на его жизнь покушались. Ходит только в сопровождении охраны, семью отправил куда-то за границу. В общем, принял он меня, выслушал, попросил зайти на следующий день. Пришла я назавтра. Рамазанов с порога: «Дела у вас неважные, но не безнадежные. Где был ваш брат семнадцатого сентября?» Я отвечаю: «В Крыму, он работал в казино». Рамазанов головой качает: «Я навел справки, из казино ваш брат был уволен четырнадцатого. А семнадцатого его видели в Душанбе на центральном рынке. Есть свидетели». Я спрашиваю, что делать? «Ищите свидетелей, что семнадцатого Глеб был в Крыму. Если мы это докажем, рухнет вся основа обвинения, которое ему предъявляют». – И ты нашла меня. – И я нашла тебя. – А когда вы в самом деле прилетели в Душанбе? – Двадцать первого. – Разве нельзя проверить авиабилеты, чтобы это подтвердить? – Мы летели на военном транспортнике, полулегально. Нас даже не внесли в списки! – Но где-нибудь вы же должны были оставить следы? В гостинице, к примеру. – В Москве мы жили у знакомого. – Вот пусть он и подтвердит… – У нас были ключи, мы вошли в его квартиру так же, как и я сюда. И жили два дня одни. Нас, как назло, никто не видел, Господи! Я смотрел в ее глаза. Они были полны слез. Она стала шмыгать носом, потянулась за платочком. – И ты хочешь, чтобы я полетел в Душанбе и выступил в качестве свидетеля? Она кивнула и высморкалась. – Я не заставляю тебя говорить неправду. Но ведь ты в самом деле видел здесь Глеба семнадцатого сентября… Кирилл, я очень тебя прошу! Я молчал. Валери встала, неслышно, как кошка, подошла ко мне, опустилась рядом на пол. Темные волосы металлическими стружками упали на мои колени. – Ну что ты молчишь? Ты злопамятный, да? Ты не можешь простить мне того, что я обманула тебя? И ты уже никогда не будешь верить мне? – Она покачала головой. – Если бы ты был мне безразличен, я никогда не стала бы искать с тобой встречи и тем более оставлять тебе свой адрес. – Валери, ты режешь мое сердце на куски, – ответил я. – Но почему, почему? – Потому что я тебе не верю. Но очень хочу верить. Она усмехнулась. – Если бы очень хотел, то поверил бы. А все остальное – слова, «если бы», «если бы»… Да, я хитрая, меркантильная, расчетливая баба, я люблю подчинять себе людей, я привыкла распоряжаться ими так, как мне нужно. Но тобой я восхищалась. Ты тот человек, который никогда не будет принадлежать мне, а запретное и недоступное всегда кажется более сладким, и оттого так желанно… А как поживает «Арго»? – Я снял с него мачты, мотор и затащил в гараж. – Бедненький! Ему будет тоскливо без моря. Я встал, осторожно высвобождая ноги от рук девушки. Достал из шкафа подушку, одеяло и кинул на диван. – Ложись и спи, – сказал я. – А ты? – Мне надо ненадолго уйти. – Куда? К женщине? – Валери! – Я приподнял ее за руки и посмотрел ей в глаза. – Фальшиво. Не получается! – Что не получается? – Сыграть ревность. – А все остальное – получилось? Про Душанбе, про брата, про мои чувства? Получилось, да? Она дернула плечом, повернулась и быстро легла, накрывшись одеялом с головой. Я постоял минуту над ней, приподнял край одеяла. Она лежала на боку, спиной ко мне. |