
Онлайн книга «Миры под лезвием секиры»
— Что же аггелы не обратятся к своему живому богу напрямую? — спросил Цыпф. — Попробуй обратиться к такому… Да, видно, и не очень-то он хочет общаться с ними. Драндулет обогнал на повороте длинный вьючный обоз, неторопливо вышагивающий под перезвон колокольчиков и гортанные крики вооруженных до зубов погонщиков. Ущелье расширялось, полого спускаясь в долину, где среди виноградников и масличных рощ раскинулся небольшой городишко — сотня-другая каменных домишек, крытых соломой и черепицей, старая сторожевая башня на окраине, площадь, с четырех сторон окруженная казенными зданиями: монастырем, казармой, ратушей и тюрьмой. И если, по сведениям Смыкова, три первых учреждения практически бездействовали, то тюрьма продолжала исправно функционировать. Сидели в ней не только разбойники и контрабандисты, но и высшие чины инквизиции, изолированные от общества по решению Талашевского трактата. В город въезжать не стали, а разбили лагерь в запущенной апельсиновой роще. Зяблик сразу завалился спать. Чмыхало полез под драндулет. Цыпф взялся за чтение «Первой всеобщей хроники», составленной высокоученым королем Альфонсом Х на полузабытом галисийско-португальском диалекте, а Смыков, побрякивая в карманах деньгами, отправился на разведку. Вернулся он спустя несколько часов с весьма озабоченным видом. Среди его покупок, кроме каравая свежего хлеба, числились четыре длинные монашеские рясы и дюжина толстых восковых свечей. — Тут вшей, наверное, несчитанное количество, — сказал Цыпф, осторожно встряхивая свой новый наряд. — Не паникуй, — успокоил его Зяблик. — Наши вши с кастильскими не уживаются. Сейчас произойдет полное взаимоуничтожение. О конкретных результатах своей вылазки Смыков помалкивал, да его и не торопили — знали, что сам все расскажет, когда придет время. А время пришло после ужина, в ходе которого Зяблик неустанно клял Смыкова за скаредность, не позволившую тому купить хотя бы бутылку вина. Сжевав последнюю корку хлеба. Смыков многозначительно сообщил: — Человек, который нам нужен, действительно находится в местной тюрьме. Я имел с ним свидание и личную беседу. — Без свидетелей? — поинтересовался Зяблик. — Он по-прежнему является иерархом церкви и пользуется большими поблажками от тюремщиков. — Письмо дона Эстебана ты ему передал? — Передал. — Ну и что он? Обещал помочь? — Только в обмен на свою свободу, — развел руками Смыков. — Ничего себе! — Зяблик присвистнул. — Он что, нас за психов держит? Эту тюрягу только с гаубицами брать можно! Стены, поди, по два метра толщиной. — Кое-где и по два с полтиной. А только брать все равно придется, братец вы мой. — Может, тюремщиков проще подкупить? — За побег такой птицы мало никому не будет. Они же не враги себе? — Что там хоть за охрана? — Двое дежурят снаружи. И еще десятка полтора внутри. — На входе шмонают? — Да. — Что ищут? — Только оружие. — На прогулку твоего клиента выводят? — Выводят. На богослужения. — В церковь? — живо поинтересовался Зяблик. — Нет. У них там своя подземная молельня без окон. — Без окон… — повторил Зяблик. — Кто там еще бывает в этой молельне? — Во время торжественной мессы все заключенные. Это будет человек тридцать. Ну и все тюремщики, естественно, кроме двух-трех… — Вот, значит, ты что задумал. — Зяблик оглянулся на перевязанную веревкой пачку свечей. — А как мы внутрь прорвемся? — Это, братец вы мой, как раз проще простого. Интересующее нас лицо посадили без суда, под горячую руку, сана и духовных званий не лишали. Он и в богослужениях участвует, и благословляет, и грехи отпускает всем желающим. Ему сам комендант при встрече ручку целует. За хорошую мзду нас с тобой пропустят на мессу. — Ну и бардак у них! Разве можно посторонних людей в зону пускать? Пусть берут меня на полставки консультантом по режиму. — Да, с бдительностью у них не очень… — согласился Смыков. — Но не забывай, между нами веков шесть разницы. Еще успеют усовершенствоваться. — Противогазы с собой придется брать. — Придется… — А пропустят с ними? — Вот это вопрос! — Смыков пожал плечами. — Попробуем. Они же противогазов раньше в глаза не видели. Маски завернем и вместо тюбетеек на голову наденем. А фильтры за фляги выдадим. Главное, изображай христианское смирение… — Я и креститься-то по-ихнему не умею. — Сейчас будете учиться. — Времени сколько в запасе? — Да ерунда совсем. — Смыков глянул на «командирские». — Часа через три колокол ударит. Сразу и пойдем. Сегодня как раз какой-то церковный праздник… Благовещенье, что ли… — Это когда архангел Гавриил деву Марию трахнул? — Примерно. — Смыков поморщился. — Только кастильцам об этом говорить не надо. Пару свечей оставили для образца, остальные растопили в котелке и принялись лепить по-новому, вкладывая внутрь каждой вместо фитиля жестяной цилиндрик с «черемухой». — Раньше их в картонной оболочке выпускали и размером поболее, — с видом знатока рассказывал Смыков. — Так правонарушители наловчились шашки подбирать и обратно кидать. А это усовершенствованная модель. В пять раз легче, а площадь поражения почти такая же. Когда горит, раскаляется. Пальцами уже не ухватишь. — Нравятся тебе такие дела, Смыков. Ох как нравятся! — сказал Зяблик с сарказмом. — Газом людей травить, жечь, давить… — Задавил я людей, наверное, раз в десять меньше, чем вы, братец мой, — возразил Смыков. — Так что не надо… — Я их ради справедливости давил! — А я ради порядка. — Чистый фашизм, в натуре… Подтверди, Левка. Однако Цыпф, увлекшийся катанием восковых колбасок, дипломатично промолчал. Как ни старалась вся ватага, а свечи получались чрезвычайно корявые. Смыков забраковал всю партию. — Это же не хрен моржовый, а предмет религиозного культа! — возмущался он. — Эти свечи перед алтарем придется ставить! Хотите, чтобы на нас пальцем показывали? Первый более или менее приемлемый экземпляр, как ни странно, получился у Толгая. Тогда его заставили изготовить и все остальные. Успех друга Зяблик объяснил тем, что тому в детстве приходилось лепить кизячные лепешки для костра. Когда с этим деликатным делом было покончено, встал вопрос об испытании секретного оружия «в условиях, максимально приближенных к реальности», как выразился Смыков. |