Онлайн книга «Рубеж»
|
Кто-то стиснул его ладонь. Рядом на коленях стоял Вартанян. Он втянул голову в плечи и мелко дрожал, сдувая с кончика носа мутные капли. – Он… Он… подорвал себя… Последним… Всю группу перебили, он был последним… Побоялся попасть в плен… Положил «эфку» на живот… Вартанян больше не смог говорить, затряс головой и опустил ее на колени. Нестеров закрыл глаза и мучительно простонал сквозь зубы, словно ему наступили на рану. Звягин тормошил спящих солдат: – Подъем! Выезжаем! Бойцы, подъем! Трое солдат подняли Нестерова на руки. Воблин крикнул ему издалека: – Нестеров, ты ничего не пиши родителям Шарыгина! Я сам. Я напишу все, как было, слышишь? – Только про трофейные «афошки» не забудь… – процедил Нестеров. – Что? Ты что там вякнул, лейтенант? Ты на что намекаешь, Нестеров? Внутри бронетранспортера, пока тот со страшной скоростью мчался по дороге, Нестеров задыхался, шарил в темноте рукой, вскрикивал от боли, когда БТР подскакивал на воронках. В сознании его хаотично метались мысли, кричащие фразы сыпались как проливной дождь: «Зачем пацаны погибли? Ради чего? Ради выродка Воблина? Ради вонючих денег?.. Или я виноват в его смерти? Я не остановил, не запретил. Мне хотелось удовлетворения. Вот, мол, пусть сходит, понюхает пороха, выполнит сложную задачу – это не бабу трахнуть… Разве я так думал? Я так думал? Нет же! Неправда! Я так не думал! Я не мог отменить приказ Воблина. Это армия. Это война. Здесь иногда думать и поступать по совести – преступление… Какая несправедливость! Шарыгина и его бойцов больше нет. Их больше нигде нет, и никогда больше не будет. Ужас. Ужас…» * * * В приемном отделении госпиталя толпились врачи, только прибывшие из Союза. Их еще не успели переодеть – они были в брюках навыпуск и в рубашках с галстуками. Когда в коридор внесли Нестерова на носилках, медики, толкаясь, расступились в стороны, освобождая проход. Глядя на небритого, бледного человека в грязном, темном от крови свитере, приумолкли. Кто-то поддержал носилки, кто-то распахнул настежь двери перевязочной. Его опустили на пол. Нестеров попытался приподняться, стыдясь своего вида, но не удержался на руках и рухнул на пол. – Воды! – крикнул молоденький лейтенант и сам побежал к рукомойнику. Нестерову совали под нос нашатырь. Он был в сознании, морщился и отворачивался. Солдат-фельдшер, стоящий в дверях, громко сказал: – Обширное осколочное ранение… «Это у меня? – не понял Нестеров. – Какое, на фиг, обширное осколочное? Не может быть!» Стало тихо. Врачи отступили к стене, освобождая проход. Гремя ботинками, солдаты внесли в отделение носилки. «Нет, это не про меня. Это о Шарыгине», – понял Нестеров. Голова и плечи сержанта были накрыты курткой с зелеными лычками. Открытыми были только ноги. К черным ботинкам прилипли комочки рыжей глины. Тело покачивалось в такт носилкам. Все было забрызгано бурой кровью – брюки, бушлат, даже носилки. Как много было у Шарыгина крови! «Он – мертвый? – леденея, подумал Нестеров. – А вдруг ошибка? Может быть, еще можно его спасти? Сейчас медики чудеса делают. Надо только им рассказать, какой это хороший парень. Попросить, чтобы очень постарались. Трансплантацию сердца, пересадку кожи – все, что угодно, но только оживить!.. Потому что мне не жить с мыслью, что я виноват… Мне не выдержать этот груз. До старости еще долго. Всю жизнь носить этот крест на себе – это невозможно…» Носилки не занесли в перевязочную. Два санитара, гремя сапогами, прошли в глубь коридора, в темноту. «Почему его понесли туда? Что там – морг? А может быть, реанимация? – лихорадочно думал Нестеров. – Все врачи здесь, почему его понесли туда?..» Фельдшер склонился над Нестеровым. – Потерпите немного, не волнуйтесь, – сочувствующе сказал он. – Сейчас вас подготовят к операции… Все будет хорошо… – Слушай, братишка, – прошептал Нестеров. – Ты соображаешь в медицине? Надо помочь Шарыгину. Фельдшер заморгал глазами. – Какому Шарыгину? – Ну вот, только что сержанта на носилках понесли. Ранило его сильно… Фельдшер, глядя на Нестерова широко раскрытыми глазами, силился что-то ответить. Молчание фельдшера Нестеров понял по-своему. – Я тебя очень прошу, помоги. Все, что нужно, я сделаю все! Денег хочешь? Двести чеков? Триста… Пятьсот дам! Ты только скажи, что надо, я все сделаю! – Он умер, – едва слышно произнес солдат. – Ничего нельзя уже сделать… Ему разворотило гранатой живот… – Ну, прошу тебя, – умолял Нестеров. – Ну, осмотри его сам, вытащи осколки, сделай искусственное дыхание, переливание крови… Если бы я умел, то не просил бы… Не слушай врачей, попробуй сделать что-нибудь. Пусть один шанс из тысячи… Прошу тебя! – Вносите следующего! – крикнули из перевязочной. Фельдшер присел у носилок и с состраданием посмотрел на плачущего офицера: – Он умер, поймите… На животе разорвалась граната… У него порваны все внутренности. Все можно было бы сделать, но у сержанта нет сердца… Нестерова подняли на руки, внесли в перевязочную, раздели, положили на холодный жесткий стол. Фельдшер прикрыл голое белое тело офицера простыней. Врачи обступили стол. Женщина в очках срезала ножницами грязный, пропитанный кровью бинт. У окна, спиной к Нестерову, сидела медсестра и заполняла формуляр: – Звание? Нестерову подали стакан с водой: – Выпейте! – Спирта бы… Его не поняли. – Звание? – Лейтенант. Он склонил голову набок и увидел себя в зеркале. Черное лицо и прозрачное тело. Посреди груди – дырочка. Всего одна крохотная дырочка. А у Шарыгина нет сердца… – Должность? – Командир взвода. Его знобило. Холодные, чистые руки врачей коснулись груди. Фельдшер низко склонился: – Вам плохо? – Когда же я наконец умру?.. – Фамилия? – Нестеров… Врач крепко сжимал его запястье, прощупывая пульс. Фельдшер приложил к ране тампон. – Срочно на операцию. Срочно, – сказал негромко один из врачей. Офицеры расступились, и Нестеров увидел Ирину. Она молча смотрела на него, и в глазах ее застыло недоумение. «Чистенькая, накрахмаленная, – вдруг с отвращением подумал Нестеров. – Музыка, танцы… Как это все гадко! И ты тоже виновата, что Шарыгина уже нет…» – Тебе больно? – спросила девушка. |