
Онлайн книга «Мой револьвер быстр»
— Брось, Лола. Скоро все будет кончено, а у нас целый мир и вся жизнь, чтобы им наслаждаться. Скажи мне, Лола, скажи... — Майк, я люблю тебя, я люблю тебя! — Она всхлипнула. — Запомни, милая: я скоро приду. Подождешь меня? — Конечно... Только поторопись — я так хочу тебя видеть! Положив трубку, я залпом опорожнил бокал — если бы я мог передать мистеру Берину хоть частицу своего счастья... — Кончено, — сказал я. Ответа не было — лишь медленный наклон головы. — Очевидно, мне следует радоваться. Но я не могу примириться со смертями... В них доля и моей вины. — Он содрогнулся и поставил бокал. Хотите еще? — Да, пока есть немного времени. Он взял поднос и, выходя, откинул крышку проигрывателя. Я слушал мерный ритм оперы Вагнера и следил за завитками дыма, поднимающегося от кончика тлеющей сигареты. На этот раз мистер Берин принес с собой бутылку виски, ликер и ведерко со льдом. — Расскажите мне, Майк, без подробностей, только самое главное, попросил он, опустившись в кресло. — Причины... почему такое случается? Может быть, когда я все узнаю, то смогу успокоиться. — В этом деле подробности — самое главное, их нельзя опускать. Мы искали имя, а нашли преступление. Мы расследовали преступление, а нашли имена. На сей раз не зевает и полиция. Каждую минуту, которую мы здесь сидим, какой-нибудь сволочи в городе прищемляют хвост. Вы можете гордиться, мистер Берин. Я — горжусь, я дьявольски горжусь. Я потерял Нэнси, но нашел Лолу... и какую-то частицу самого себя. — Если бы мы только сделали что-нибудь для этой девушки... — Нэнси? — Да. Она умерла в таком одиночестве!.. Но ведь каждый сам выбирает себе путь. Если, как вы говорите, она действительно имела внебрачного ребенка и шла по стезе греха — кого тут винить? — Он грустно покачал головой. — Если бы они имели хоть немного гордости... хоть малейшее представление о чести, ничего бы этого не было. И дело не только в Нэнси сколько еще подобных ей? — Жизнь сложная штука, мистер Берин. Кто не допускает ошибок? Но так жестко расплачиваться... Бутылка опустела наполовину, прежде чем я взглянул на часы и поднялся. — Уже поздно. Вельда меня съест. — Я был рад вашему приходу Майк. Вы хороший человек. Приходите ко мне завтра. Я хочу знать, что происходит. На пороге мы пожали друг другу руки и, спускаясь по лестнице, я слышал, как закрылась дверь. Портье был на месте: прижимал палец к губам и умолял меня сохранять тишину — я, черт побери, не мог не свистеть! «Осталось совсем немного», — подумал я, выводя машину со стоянки. Вельда отчаялась меня дождаться. Я заметил ее, когда она переходила улицу, как тростью размахивая своим зонтиком. — Кто-то обещал прийти через полтора часа! — гневно сказала Вельда. — Извини, радость, замешкался. — Ты всегда мешкаешь. Она становилась дьявольски хорошенькой, когда выходила из себя. Мы расписались в книге ночных посетителей, и сонный лифтер вознес нас на четвертый этаж. Вельда искоса поглядывала на меня, стараясь сдержать любопытство, и, наконец, не выдержала: — Обычно я знаю, что происходит, Майк. — Камера. Рыжая фотографировала. — Естественно. — А фотографии можно было использовать для шантажа. Из-за этого и заварилась каша... И нам они понадобятся как доказательства. — Ага. Она не поняла, но решила, что все ясно. Позже мне придется рассказать ей подробно. Позже, но не сейчас. Мы дошли до конторы, и Вельда своим ключом открыла дверь и включила свет. Я так давно здесь не был, что комната показалась мне чужой. Пока Вельда поправляла перед зеркалом прическу я подошел к столу. — Где квитанция, крошка? — На самом виду, у тебя под носом. — Не вижу. — О-ох, ну вот же... — Ее взгляд медленно скользнул со стола на меня, глаза расширились. — Она пропала, Майк. — Пропала! Как это?! — Отлично помню, что перед уходом положила ее на стол. У меня всегда все в порядке... Вельда замолчала. Ее рука опустилась на чистую записную книжку. Лицо утратило всякий оттенок. — Говори же! — Вырвана страница... та, где я записала телефон и адрес Лолы. — Боже! Я распахнул настежь переднюю дверь, рассматривая ее на свету. Вокруг замочной скважины блестели мелкие царапины, оставленные отмычкой. Я, наверное, закричал, потому что в ушах стоял пронзительный звук" когда я мчался но лестнице. Ступеньки прыгали перед глазами, сливаясь в дрожащий серый ряд. Акселератор был вжат в пол до предела, но моя нога дрожала от напряжения, стараясь вдавить его еще глубже. Стрелка спидометра подпрыгнула к ограничителю и там остановилась. Тормоза протестующе визжали на поворотах. Я был благодарен дождю и позднему часу: мне не мешали ни прохожие, ни машины. Мои глаза смотрели только вперед, а рука намертво вцепилась в руль. Я не смотрел на часы, но время, казалось, растянулось, и прошла целая вечность, прежде чем я бросил машину у подъезда. Ни разу не оступившись в кромешной тьме, я добежал до двери, рванул ее, и крик застрял в горле твердым комком. Лола лежала на полу с распростертыми руками; верх платья был пропитан кровью. Я свалился рядом на колени и приподнял ее голову. Рана в груди клокотала. Она еще дышала. — Лола... Ее веки дрогнули. Она увидела меня, и губы, совсем недавно такие алые и сочные, разошлись в слабой улыбке. — Лола... Я пытался помочь ей, но ее глаза сказали мне, что было слишком поздно. слишком поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО. Каким-то образом она сумела указать пальцем на телефон, потом на дверь, и рука ее бессильно упала. Лола не издала ни звука, но губы шевельнулись, и она сказала в последний раз: «Я люблю тебя, Майк». Я наклонился и нежно, мягко поцеловал ее, ощутив соленый привкус слез. Ее глаза закрылись — Улыбка осталась на лице, но Лола была мертва. Знай — я люблю тебя. Знай, что всегда, всегда буду любить тебя. Только тебя. Я был опустошен. Внутри у меня все выгорело — ни эмоций, ни боли. Да и что чувствовать, что делать?.. Я закрыл глаза и произнес молитву, молитву без слов. Когда я открыл глаза, Лола все также указывала на дверь — даже сейчас, мертвая, пыталась мне что-то сказать. Пыталась сказать, что убийца притаился на лестнице, не успев убраться! Он ждал от меня очевидного: что я вызову врача и полицию и, тем самым, подарю ему драгоценные секунды. Но если есть что-нибудь святое на свете, он не уйдет! И тут я услышал шорох... |