Книга Кровавый рассвет, страница 4 – Микки Спиллейн

— Но это в последний раз? А потом ты останешься со мной? — Она поставила чашку с кофе и сложила руки на коленях. — Скольких ты убил, Тайгер? Сколько раз пытались убить тебя! Обстоятельства, обстоятельства! Но твоя звезда может закатиться, и тогда...

— Рондина...

— Нет, дай мне сказать. Раньше тебе было все равно — жить или умереть. Это работало на тебя. Но теперь ты совсем другой и можешь погибнуть. Можешь не вернуться на этот раз.

Я встал и повертел в руках свою шляпу:

— Когда все кончится, вернусь.

— Я могу и исчезнуть.

— Найду тебя.

— Я не об этом. Просто слишком долго мучилась. Мне казалось, что я нашла любовь и безопасность, о которых мечтала, а теперь все идет прахом...

Я не мог сказать того, что хотел. Не мог объяснить, не имел права спорить, да мне и не хотелось. Не было преграды, которую она не могла бы преодолеть, если захотела бы, а если нет, то...

— Колесо уже повернулась, детка. Твой номер выигрывает или нет. Но я вернусь. Есть люди, которые не меняются. Я один из них.

Подойдя к двери, я обернулся и подмигнул ей. На ее лице была все та же печальная улыбка, и я знал, что у нее сейчас творится в душе. У меня однажды было такое.

«Хуже быть он и не мог, этот свадебный денек, — вертелись у меня в голове две дурацкие строчки. — Хуже быть он и не мог...»

* * *

Я забрал свои пожитки и переехал в отель «Король Леопольд», сняв номер на имя X. Толбота (по инструкции Грейди). Подождал полчаса, набрал номер Ньюаркского контрольного центра, попросил Вирджила Адамса и сказал пароль:

— Тайгер Мэнн. Это «Платон», номер 4-4-9-1. Пароль верен?

— Двойная связь. Темплтон-2.

— Дартмут, — произнес я.

— Роджер, Тайгер. Я тебя по голосу узнал. Б-Икс тоже знает твой голос, но, понимаешь, служба...

— 2-21. В чем дело, ребята? Меня ни о чем не предупредили.

— Так Грейди распорядился. Ты знаешь что-нибудь о Габене Мартреле?

— Читал.

— Так вот, он тут. На Чёрч-стрит, в конторе службы безопасности.

— Почему?

— Он был чуть ли не самой главной шишкой в международном разведывательном мире, его обменивали в войну, личное дело длинное, как простыня. Он был в ракетном кордоне, организовывал проект Белтова и нафарширован именами и явками, которые помогут нам вырваться на десять лет вперед!

— Почему же он здесь? Что заставило его перейти на другую сторону? Женщина?

— Ты прав, Братец Кролик. Теперь ты в курсе, действуй.

— С удовольствием, — ответил я и бросил трубку.

История моей жизни, только в другом варианте. Женщина — и ты убит. Женщина — и ты жив. Но каждый раз это катастрофа.

* * *

Уолли Гиббонс нашел меня в семь часов вечера в баре на Сорок четвертой улице. Он был вместе с Дэйвом Северном, политическим обозревателем его газеты. К тому времени я прочел все утренние газеты, собрал вырезки и стал раскладывать их на столе в шахматном порядке. Каждая вырезка была частью официального сообщения, и я надеялся, что раз к этому делу допустили репортеров, то Северн мог пронюхать что-нибудь новенькое, нос у него был достаточно длинным.

Но в газетах все сводилось к одному: Габен Мартрель, ключевая фигура в операциях Советов, попросил политического убежища в первый же день своего приезда в Америку с делегацией для переговоров по разоружению.

После того как Уолли объяснил нам детали, мы выпили и заказали ужин.

Дэйв знал, кто я, но его язвительная улыбка не стала при виде меня более презрительной. Эти репортеры могут беседовать с президентами и с убийцами, не меняя выражения лица. И все же я понимал, что мои вопросы не вызывают у него особого энтузиазма.

— Раз уж ты влип в это дело, Тайгер, каковы твои планы? — спросил Дэйв.

— А!..

— Газеты ничего не получили. Был приказ — ни звука, понимаешь?

Я молча кивнул.

— Уолли не дал мне подсыпать деталей в мою статью. Плохо, что придется молчать.

— Лучше уж так, — сказал я ему.

Он отхлебнул свой мартини и ухмыльнулся:

— Я знаю, почему тебе дали такое безумное прозвище...

— А вот и нет. Мой папаша окрестил меня Тайгером. Это не кличка.

— С ума сойти! Однако к делу. Зачем ты здесь?

— Габен Мартрель! — ответил я.

Они обменялись быстрыми взглядами, и вся их веселость куда-то исчезла.

— Ты что-то крупно играешь, Тайгер, — сказал Дэйв. — Они этого парня держат за семью замками и будут держать. Никто к нему не пройдет, кроме наших разведчиков, пока он не расскажет все, что должен рассказать.

— Это меня и занимает.

— Что именно?

— Например, что ему мешает заговорить. Он может получить политическое убежище и не разглашая особых тайн.

— Понимаешь, на эту тему нам ничего не сообщили, но я слышал... конечно, не из официальных источников, что сам он очень хотел бы высказаться.

— Ну и пускай говорит.

Они опять переглянулись.

— Ты что-то проведал?

Дэви наклонился ближе к столу:

— Что?

— Имя Габена Мартреля уже появлялось в газетах несколько лет назад. Ты проверял, по какому поводу?

— Нет. Наши эксперты знают его по официальным каталогам и по политическим выступлениям. Он всегда был глубоко в тени. Но в последние годы стал выдвигаться, потому что правительство сместило многих лидеров. Он стал ответственным за африканские и панамские инциденты. Больше о нем ничего нет.

— Придется еще немного покопаться в грязи, дружище.

— Ты что-то уже раскопал, Тайгер. Что это?

— Может быть... Я точно помню, что его имя уже появлялось в газетах.

Северн откинулся на спинку стула, посмотрел на меня и кивнул:

— Если так, то я это найду!

— Хорошо, посмотрим завтра вместе.

Принесли ужин, и мы принялись за еду. Уолли Гиббонс казался взволнованным. Когда его глаза встречались с моими, тут же опускал их в тарелку. Он был бродвейским репортером, писал статьи о музыкальных шоу и ревю. Его деятельность строго ограничена скандалами в сфере звезд, звездочек и жизнью полусвета.

В начале девятого мы простились, и когда я, усадив их в такси, отправился по Бродвею в контору Эрни Бентли, то чувствовал, что у меня на душе скребут кошки. Я знал, что застану Эрни, так как он уходил в работу с головой и время для него не имело значения.