Книга Укротитель кроликов, страница 52 – Кирилл Шелестов

— Ну, вот и договорились, — обрадовался губернатор. — Главное — это уметь понимать друг друга. Значит, пресс-конференция завтра в десять. У меня. Нет возражений?

Кулаков кивнул, все еще хмурясь.

— Остался один вопрос, — продолжал Лисецкий. — Как нам быть с Черносбруевым? Я его вызвал сюда.

Он встал с кресла и подошел к окну. — А вот и он. Уже приехал. Ждет на улице.

— Ну уж от этого вы меня избавьте, — сердито поднялся Кулаков.

— Нет, нет, — заторопился губернатор. — Ты должен присутствовать при разговоре, Борис Михайлович. Я хочу, чтобы все было по-честному.

— Честнее не бывает, — проворчал Кулаков.

4

Губернатор вышел и через пару минут вернулся вместе с Черносбруевым. Тот, видимо, был польщен неожиданным вызовом, потому что вошел сияя.

— А, и вы здесь! — радостно начал он, обращаясь к Храповицкому и мне. Но тут взгляд его наткнулся на Кулакова, и он осекся. Он остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Глаза его заметались, пытаясь прочесть на наших лицах разгадку происходящего. Кулаков тоже набычился.

— Да ты проходи, не стесняйся, — подталкивал его сзади губернатор.

Опасливо косясь на Кулакова, Черносбруев сделал несколько осторожных шагов и присел на краешек стула, поодаль. Он был очень встревожен. Словно не обращая на это внимания, губернатор вернулся к своему креслу и устроился поудобнее.

— Ну что, Александр Григорьевич, — ласково заговорил губернатор, закидывая ногу на ногу. — Мы тут долго совещались, взвешивали все за и против, и пришли к единому мнению. Надеюсь, ты нас поддержишь.

— К какому мнению? — выдавил из себя Черносбруев. Любезность губернатора явно не сулила ему ничего хорошего, но в худшее он еще не верил. Я заметил, как полированная поверхность стола вспотела под ладонями Черносбруева.

— Ты должен снять свою кандидатуру с выборов! — торжественно объявил губернатор. — Так надо для общего дела, — добавил он уже прозаичнее.

В Черносбруева словно выстрелили. Он побледнел, лицо его исказилось, глаза испуганно округлились.

— То есть, как это снять? — пролепетал он. — Зачем?

— Ну, как люди снимаются, — добродушно принялся объяснять губернатор. — Выступишь по телевизору, скажешь, что проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что наиболее достойной кандидатурой на пост мэра города является Борис Михайлович Кулаков. Поэтому ты отказываешься от дальнейшего участия и призываешь своих сторонников его поддержать.

— Это невозможно, — заикаясь, проговорил Черносбруев. — Я этого не сделаю. Никогда…

— Сделаешь, — зловеще улыбнулся ему губернатор. — Так надо. Поверь мне.

Я готов был поклясться, что губернатор наслаждался этим моментом. В его тоне и жестах было нечто плотоядное. Он явно растягивал удовольствие.

Я не любил Черносбруева, я все это затеял, но мне было до смерти его жаль. Причем мне показалось, что даже во взгляде Кулакова мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Только Храповицкий сохранял невозмутимость.

— А что же я скажу людям? — Голос Черносбруева упал до шепота.

— Каким людям? — спросил губернатор с любопытством.

— Людям, — настойчиво пробормотал Черносбруев. — Друзьям… Избирателям.

— Эх, куда тебя понесло! — хмыкнул Лисецкий. — Это политика, мой дорогой. Большая политика. При чем тут люди? Это ты на собраниях рассказывай, что ты о них заботишься. А нам — не надо. Через два месяца люди забудут о тебе. Им наплевать на нас. А нам — соответственно на них. Так что давай разговаривать как взрослые люди. Конечно, это не самое легкое решение. Но повторяю, так необходимо поступить ради общего дела. Политик должен быть гибким. У тебя сейчас есть редкая возможность доказать всем, что ты обладаешь необходимыми для большого политика качествами.

Губы Черносбруева затряслись. Он хотел что-то сказать и не смог. Губернатор еще немного полюбовался его лицом, потом продолжил.

— Я понимаю, что оставаться в прежней должности ты уже не сможешь. С Борисом Михайловичем вы не сработаетесь. Мы готовы подыскать тебе новое место.

— Я не хочу нового места! — закричал Черносбруев, вскакивая. — Мне не нужно новое место! Я не откажусь от борьбы! За что вы со мной так поступаете?

Он обвел нас взглядом, в котором стояли слезы. Его редкие волосы как-то жалобно прилипли к черепу. Никто ему не ответил.

— Вы предатели! — выкрикнул Черносбруев беспомощно. — Вы сами меня в это втравили! Вы меня уговаривали. А теперь бросаете! Я не буду сниматься! Не буду! — Голос его сорвался.

— Вы мне сердце растоптали, — добавил он вдруг. И повернувшись, выбежал из комнаты.

С минуту все молчали. Сцена произвела на меня тягостное впечатление.

— Да, все-таки политика — это наркотик, — как будто про себя заметил губернатор, качая головой. — Кто раз попробовал — уже не бросит. Ну, ничего. К завтрашнему дню опомнится. И все сделает как надо.

— Это точно, — улыбнулся Храповицкий. — Куда он без наших денег денется?

— Ты, кстати, подстрахуйся, — спохватился губернатор. — Отдай распоряжение насчет этих фотографий. Ну, чтобы их не было… А то как бы Черносбруев не натворил в сердцах глупостей.

— Уже отдал, — опять улыбнулся Храповицкий.

— Вот видишь, — повернулся Лисецкий к Кулакову. — Я все сделал по-честному. Чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений. Жду того же и от тебя. — Он замялся и сменил тон. — А по поводу этой… как ее… ну, которая угрожает… шантажистки… ты там тоже реши вопрос. — Он поморщился. — Дай ей там денег. Тысяч десять долларов. Думаю, ей за глаза хватит. И пусть она куда-нибудь уедет. Чтоб ее здесь не было. Ни к чему это нам сейчас… Согласен?

Кулаков открыл было рот, но я пихнул его в бок.

— Забудьте об этом, — сказал я губернатору. — Как говорит мой начальник, уже сделано.

5

— Мне надо с тобой поговорить, — обратился ко мне Храповицкий, когда мы втроем вышли на улицу. Его тон не предвещал ничего хорошего.

Я простился с Кулаковым и покорно сел в машину Храповицкого, махнув своей охране, чтобы следовала за нами.

Храповицкий устроился рядом и закурил, что бывало с ним редко. Я понял, что игры закончились. Все будет очень серьезно.

— Значит, это ты заварил всю кашу, — произнес он утвердительно, когда мы тронулись.

По его обвинительному, не терпящему возражений, тону было понятно, что отпираться бесполезно. Я, тем не менее, сделал слабую попытку.

— Ты преувеличиваешь мои скромные возможности. Все-таки в событиях принимали участие другие люди, и постарше меня, и поглавнее…

— Как говорит наш друг Пономарь, ты лохов разводи на „стрелках“, — решительно перебил меня Храповицкий. — Я считал, что своим отношением к тебе я заслужил право на откровенность.