Книга Мученицы монастыря Святой Магдалины, страница 15 – Кен Бруен

Ослепленная слезами и ужасом, девушка принялась жевать.

Я направился к «Грейт Сазерн», где знал одного портье. Когда я вошел, он окликнул меня:

— Тяжелая ночка выдалась, Джек?

— Угу.

— Все мы стареем.

Я передал ему несколько банкнот и попросил:

— Добудь мне пинту и рюмку.

Разумеется, здесь так рано не подавали спиртное. Избави боже. Ни боже мой. Но у них было огромное фойе с укромными уголками. Если вам надо подлечиться в прохладном одиночестве, лучше места не найти.

Я только успел завалиться в огромное кресло, как ко мне подошел мужчина. Сначала я решил, что у меня видения от перепоя. Нет, в самом деле Брендан Флад. Он сказал:

— Я видел, как вы вошли.

— Только не сейчас хорошо?

— У меня есть информация, которая вас интересовала.

Я едва не похлопал по конверту в кармане и не сказал: «У меня тоже». Но он сел.

Больше всего мне не хотелось, чтобы Брендан видел, что я снова пью, причем с утра пораньше. Все пошло в помойку. Подошел портье и вроде бы удивился, заметив, что я не один. Взгляды всех присутствующих скрестились на подносе с напитками. Прежде чем я успел начать сочинять какое-то идиотское оправдание, Брендан попросил:

— Мне то же самое.

Портье смутился и спросил:

— Что-то празднуете, ребятки?

— Неси выпивку, понял? — рыкнул Брендан.

Портье отошел, и я спросил Брендана:

— Это вы всерьез?

Он кивнул, и я попытался еще раз:

— Вы пьете?

Он уставился на меня и проговорил:

— Не думаю, что вы имеете право читать мне мораль.

— Да нет… Я просто удивился.

Вернулся портье. Брендан положил на поднос пару мятых банкнот, при этом сказав:

— Сдачу оставьте себе.

Если портье и почувствовал благодарность, то он это ловко скрыл. Брендан схватил рюмку, осушил ее и залпом выпил почти всю кружку пива. Затем откинулся в кресле, закрыл глаза и произнес:

— Очень даже неплохо.

Кто я такой, чтобы спорить? Я обошелся со своей выпивкой аналогичным образом, но глаза закрывать не стал. Мне нравится наблюдать, как это происходит. Возникает дикая тяга к никотину. Вы открываете дверь одному пороку, и все остальные галопом следуют за ним. Брендан сунул руку в карман куртки и достал пачку «Мейджер». Мои любимые гвозди в гроб. Им сделал отличную рекламу в фильме «Крэкер» Робби Колтрейн.

Флад вытряхнул одну сигарету, достал коробку спичек и закурил.

— Не угостите? — подал я голос.

Брендан, окутанный дымом, согласно кивнул. Сигарета показалась мне какой-то странной, и первые несколько затяжек были ужасными. Я затушил ее. Флад ехидно ухмыльнулся.

— Нормально для начала. Первая кажется дерьмом, но вы и оглянуться не успеете, как закурите.

Я спорить не стал. Доказательством служило мое жалкое существование. Я немного выждал и спросил:

— Что случилось, Брендан?

Он глубоко вздохнул:

— Монастырь Магдалины — вот что случилось.

Я не стал его торопить, расспрашивать, и в конечном итоге он пригладил волосы пальцами и начал:

— Я нашел одну женщину в Клададе, ей около семидесяти, она там была в заключении. Сначала она не хотела об этом рассказывать, но, когда узнала, что я хожу на молитвенные собрания, согласилась поговорить. Первое, что вы должны понять, — она совершенно запугана. Прачечная уже много лет закрыта, но не для нее. Там была женщина, которую звали Люцифером, простая служащая, нанятая монахинями себе в помощь. Она была настоящим дьяволом, била девушек, брила им головы, утверждая, что они вшивые.

Флад помолчал, закурил следующую сигарету, и я заметил, что его руки дрожат. Он посмотрел на меня:

— Представляете себе, как можно избавиться от нательных вшей?

— Нет, не представляю.

— Я тоже понятия об этом не имел, но теперь уже никогда не забуду. Вы погружаете человека в кипящую воду и вливаете туда карболку. Тут надо быть осторожным, иначе сожжете человека заживо. Наверное, жжет ужасно. Люцифер была большим специалистом и обожала эту процедуру. Она оповещала девушек об этом заранее, чтобы они вели себя примерно и боялись. Не все девушки были незамужними матерями. Некоторых помещали в монастырь родители за непослушание. В то время тотальной нищеты так освобождались от лишнего рта.

— Моя свидетельница помнит двух девушек, — продолжал Флад, — которые дружили. Одна попала в монастырь из-за нежелательной беременности, а вторую просто обвинили в воровстве. Люцифер получала особое наслаждение, мучая эту пару, говорила им, что Господь отказался от них и им остается только вера. Люцифер систематически пыталась настроить подружек друг против друга. Одной из них она тупыми ножницами отрезала косы, а другой запрещала мыться, и от девушки ужасно воняло. Этих девушек поддерживала только их дружба, больше ничего у них не было, никакого будущего, только каждодневные страдания. Разделить их означало приговорить их к смерти. Но Люцифер пошла еще дальше. Она уверила одну из подруг, что другая предала ее. Девушка по прошествии нескольких дней повесилась. Вторая, которую Люцифер не оставляла в покое, выпила в прачечной отбеливатель. Если вы видели кого-нибудь, выпившего эту гадость, может быть, когда служили в полиции, то вы знаете, что смерть наступает после нескольких дней жутких мучений. Она умирала пять дней в ужасных условиях, а Люцифер без конца рассказывала ей про адское пламя, на котором уже поджаривается ее приятельница и в которое подбрасывают дрова в ожидании ее прибытия.

По его лбу тек пот. Он повернулся, снова взглянул на меня и спросил:

— Знаете, кем были эти два невинных создания?

— Нет.

— Мученицами, настоящими мученицами, умиравшими в агонии ради любви. Мученицы святой Магдалины. И если я, мать твою, еще во что-то верю, я стану молиться за их бедные души. Клянусь, я каждую ночь вижу их во сне. Эти монахини из монастыря, знаете, почему они их так люто ненавидели? Правда, это мое личное мнение, но мне кажется, я прав. Потому что эти девушки испытали то, чего монашкам никогда не испытать, — секс или, если хотите, любовь…

Брендан добавил:

— Мне надо еще выпить, но не думаю, что смогу вынести этого портье еще раз.

Он встал и ушел. И я не знал, вернется ли он.

Он вернулся с подносом, заставленным выпивкой. Хватило бы на небольшую команду регбистов. Я заметил:

— Дорогое удовольствие.

Брендан тяжело сел и сказал:

— Это всего лишь деньги, так что мне это по фигу.

Я никогда не слышал, чтобы он ругался. Ведь он посещал молитвенные собрания, где все говорили на языке Господа. Он порицал меня, даже если я чертыхался. Он выпил еще стакан, рыгнул и проговорил: