Книга Мент и бомжара, страница 12 – Виктор Пронин

– Да нет, почему! Дело не в том, что не хотим, просто это будет неправильно, только и того. – Хозяин даже руками всплеснул, как бы удивляясь бестолковости следователя.

– Понял, – кивнул Зайцев. – Тогда приступим к разговору.

– А до сих пор что у нас было? – усмехнулся хозяин.

– Треп, – ответил Зайцев. – Только треп. Вы давно были у Акимовых?

– Давно. Уж не помню, сколько лет назад.

– А где вы были в эти выходные? Вчера, позавчера?

– На рыбалке.

– Хороший был улов?

Хозяин не успел ничего ответить – Зинаида поднялась, как-то гневно поднялась, почти фыркнув от возмущения. Пройдя в ванную, вернулась оттуда с ведром и поставила его у ног Зайцева. Ведро было почти полное живой рыбы, залитой водой.

И тут в общей тишине почти вскрикнул от восторга бомж, который, похоже, подобных зрелищ не видел в своей жизни. Он присел на корточки перед ведром и, запустив в холодную воду руку, изловил одну рыбешку. Вынув ее из ведра, он поднял, всмотрелся в нее с блаженной улыбкой, обвел всех глазами, словно желая убедиться, что и остальные радуются вместе с ним.

– Какая красавица! – прошептал бомж восторженно и осторожно опустил рыбу в ведро. – Неужели такие еще ловятся в наших усыхающих реках?

– Ловятся, – кивнул Евгений. – Места только надо знать.

– О-хо-хо! – горестно вздохнул бомж и снова уселся на свою табуретку в углу кухни.

– Теперь вы верите, что я был на рыбалке? – спросил Тихонов.

– Да я в общем-то и не сомневался в ваших словах. – Зайцев был явно озадачен. – Мне положено составить отчет о нашей с вами встрече, и я задаю протокольные вопросы.

– Хорошая была погода? – неожиданно спросил молчавший бомж.

– Да, – кивнул Тихонов. – Дождь лил как из ведра.

– А в дождь клюет?

– Как видите. – Тихонов кивнул на ведро, все еще стоявшее посреди кухни.

– А у нас в городе не было дождя, – пробормотал бомж.

На этот раз с легким, но вполне уловимым гневом поднялся со своего места хозяин. Он прошел в комнату, на балкон и вернулся с брезентовым плащом.

– Прошу убедиться… Дождь все-таки был. – И он встряхнул сыроватым плащом.

И опять странно повел себя бомж. Он пощупал брезент, восторженно поцокал языком, убедился, что карманы пришиты надежно, что капюшон тоже не отваливается, и наконец попросил разрешения примерить.

– Примерь, – недоуменно пожал плечами Тихонов.

Натянув на себя плащ, бомжара вопросительно посмотрел на Зайцева – каково, мол.

– Тебе идет, – сказал Зайцев.

– Хорошая вещь, – вздохнул бомж. – Такой плащ меня бы частенько выручал. – Сунув руки в карманы, он даже глаза зажмурил от удовольствия. – Может, подаришь? – спросил он у Тихонова.

– В следующий раз, – ответил тот. Бомж с сожалением вернул плащ хозяину.

– С вами кто-то еще ездил на рыбалку или вы в одиночестве? – спросил Зайцев.

Тихонов поворчал, долгим взглядом посмотрел на Зайцева, на бомжа, на собственные ладони.

– Так, – сказал он наконец. – Как я понимаю, мне нужно доказывать, что я в самом деле ездил на рыбалку, что я не убивал Акимовых, да? Я правильно все понимаю? Рыба вас не убеждает, плащ, в котором я больше суток мок, тоже не убеждает, да?

– С Николаем он ездил! – вдруг вскрикнула Зинаида. – Работают они вместе! И на рыбалку ездят вместе. Спросите у Николая, были они на рыбалке или не были.

– Фамилия Николая? – невозмутимо спросил Зайцев.

– Федоров, – ответил Тихонов.

– Я, конечно, извиняюсь, – заговорил бомж, – но, может быть, вы позволите выйти на балкон, сигаретку выкурить?.. У вас тут разговор суровый, криминальный…

– Кури здесь, – сказал Тихонов. Он почему-то сразу решил, что к этому человеку можно обратиться и на «ты».

– Да неловко, – смутился бомж. – Я уж на балконе… Если позволите, конечно…

– Пройди через комнату… Там открыто.

Сутулясь и заворачивая носки ботинок внутрь, бомж вышел из кухни, пересек комнату и толкнул дверь на балкон. И тут же вслед за ним на балкон вышел и хозяин.

– Чуть не забыл, – сказал он, беря сапоги в углу. – Если уж твоему хозяину нужны доказательства… На сапогах еще грязь не просохла. – И он унес сапоги на кухню, а через несколько минут снова бросил их на прежнее место.

Тут же, на балконе, стояли нераспечатанные пачки с кафелем. Они были сложены стопками, и бомж довольно удобно расположился на одной из них, присев в самом углу.

– Ремонт намечается? – спросил он у Тихонова, когда тот вернулся с сапогами.

– Да, небольшой. – Тихонов хотел было уже уйти, но его остановил следующий вопрос бомжа.

– Ванную будете обкладывать?

– Ванная уже обложена… На кухне хочу угол отделать вокруг раковины.

– Хорошее дело, – ответил бомж, пуская дым в сторону – он даже на балконе не чувствовал себя уверенно. – Хочешь, погадаю? – неожиданно спросил бомж.

– Что? – не понял Тихонов.

– Погадаю… Я ведь немного звездочет… А звездочеты, хироманты – одна шайка-лейка. – И он протянул руку. Тихонов в полной растерянности протянул свою, ладонью кверху.

– Ну вот видишь, как все получается… Я примерно такой картины и ожидал…

– И что же там получается? – У Тихонова рука явно, просто заметно дрогнула, и бомж только с удивлением посмотрел на него.

– У тебя линия сердца и линия ума сливаются в одну, это, можно сказать, одна линия.

– И что же это означает?

– То ли сердца у тебя нет, то ли ума… Во всяком случае, сливаясь, эти линии ослабляют друг друга. Это можно сравнить с волнами – они гасят друг друга. Хотя бывает и наоборот, но здесь не тот случай, очень неглубокая линия, да и по цвету бледная… Но жить будешь долго.

– Пока не помру? – усмехнулся Тихонов.

– Жить будешь долго. – Бомж не пожелал услышать ернические слова Тихонова. – Но в разлуке.

– Это в каком же смысле? – Тихонов выдернул свою ладонь из немытых рук бомжа.

– Не знаю… Но разлука на твоей ладони скорая и долгая.

– Ладно, разберемся. – И Тихонов, хлопнув дверью чуть сильнее, чем требовалось, ушел на кухню к Зайцеву.

Когда бомж вернулся на кухню, Зайцев уже прощался с хозяевами, извинялся за вторжение, просил Тихонова подписать протокол с рассказом о рыбалке, Зинаида тоже подписала, убедившись, что в протоколе упомянута и рыба в ведре, и мокрый плащ, и сапоги в грязи, что упомянут Николай Федоров, с которым муж ездил на рыбалку в выходные.

Бомжара произнес первое слово, когда Зайцев уже отъехал от тихоновского дома километров пятьдесят. Все это время он маялся, вертелся на заднем сиденье, вздыхал, курил, выпуская дым сквозь приспущенное стекло.