Книга Победителей не судят, страница 13 – Виктор Пронин

— Иногда и достается.

Такой разговор продолжался еще некоторое время, друзья прервались лишь на минуту, чтобы снова наполнить стаканы, произнести необязательные слова тоста, выпить и закусить. После этого Ухалов решил, что может приступить к делу.

— Я ведь, Илюша, того... Своего обещания не забыл, — с этими словами он вынул из внутреннего кармана пиджака черный револьвер с коротким стволом и массивным барабаном. — Несколько дней назад я тебя уже познакомил с этим гражданином, — он положил револьвер на стол. — Пора знакомство продолжить.

— А на фига он мне? — непочтительно спросил Касьянин.

— Собак пугать.

— Каких?

— Разных.

— Думаешь, испугаются? — усомнился Касьянин, беря револьвер со стола.

— Обязаны. Живые ведь твари... Всякая живая тварь боится громких звуков...

Он очень громкий, Илья. Просто потрясающе громкий. В нем, знаешь, такая убедительная громкость.

— Надо же, — Касьянин рассматривал револьвер, вертя его в руках, примериваясь к нему, взвешивая на ладони. Ухалов наблюдал за ним и видел, понимал, старый плут, что револьвер нравится его приятелю, что пришелся по душе. Да и не мог он не понравиться человеку, который зарабатывал на хлеб, описывая всевозможные происшествия, связанные с такими вот предметами первой необходимости.

Когда Касьянин поднял глаза, Ухалов прочитал в них ясный и четкий вопрос.

— Дарю, — сказал он твердо, не ожидая, пока вопрос прозвучит вслух. — А ты мне тоже что-нибудь подаришь, — поспешно добавил Ухалов, почувствовав, что Касьянин хочет возразить.

— Ну что ж... Тогда наливай.

Водки в бутылке осталось еще на один тост — стаканы были сделаны из грубого толстого стекла, и бутылки хватало как раз на три вполне достойных захода.

— За верный глаз и твердую руку! — торжественно сказал Ухалов.

— Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути, — пропел в ответ Касьянин, а услышав звук открываемой двери в прихожей, быстро положил револьвер на самый верх подвесного шкафчика.

Вернулся Степан.

Заглянув в кухню, увидел отца распевающим революционные песни и осторожно прикрыл дверь.

— Есть проблемы? — крикнул Касьянин.

— Все в порядке, — ответил Степан уже из комнаты.

— Где мать?

— Соседка сервиз купила... Обмывают.

— Хорошее дело, — одобрил Касьянин. — Сервиз создает в доме видимость благополучия, видимость мира и достатка, видимость вкуса и стремления к достойной жизни... Вообще сервиз создает очень много разных видимостей.

— А граненый стакан лучше, — твердо сказал Ухалов. — И не спорь со мной, — предупредил он, хотя никто и не собирался оспаривать очевидных истин.

— Совершенно с тобой согласен.

— Граненый стакан лучше, — повторил Ухалов. — Надо бы нам прогуляться.

Солнце село... Почти стемнело. — Ухалов усмехнулся неожиданно возникшей рифме.

Окинув беглым взглядом стол, Касьянин сунул бутылку в мусорное ведро, хлеб убрал в целлофановый пакет, тарелки, на которых совсем недавно красовались колбаса и красный перец, поставил в мойку. После этого, поколебавшись, взял тряпку и смахнул со стола оставшиеся крошки.

— Правильно, — одобрил порозовевший Ухалов. — Следы надо заметать.

— Следы всегда остаются, — усмехнулся Касьянин. — Это я могу сказать тебе твердо.

— Не знаю, не знаю...

— Если годик-второй попишешь в газету на мои темы... Тебе тоже кое-что откроется в жизни.

На прогулку вышли втроем — прихватили с собой и Яшку. В последний момент Ухалов остановился посреди кухни, дождался, пока из прихожей выглянет заждавшийся Касьянин, и молча показал ему на верх шкафчика.

— Ты ничего не забыл?

Касьянин проследил взглядом за указательным пальцем Ухалова и только тогда понял, о чем тот напоминает. Палец у Ухалова был коротковат и тверд, указывал на срез черного ствола револьвера.

— Думаешь, стоит? — засомневался Касьянин.

— Уверен.

— Вообще-то, надо бы разрешение...

— Как ты думаешь, когда бандюга тебе морду бил, у него было разрешение на твою морду, которая до сих пор еще имеет цвет национального флага независимой Украины.

— Это как?

— Морда у тебя явно желто-синего цвета.

— Разве что так, — Касьянин приподнялся на цыпочки, дотянулся до ствола и, взяв револьвер, некоторое время стоял в растерянности, не зная, куда его сунуть.

— За пояс, — сказал Ухалов. — А потом купишь специальную упряжь и будешь носить под мышкой. И не забывай проверять предохранитель, Вот эта кнопочка должна быть опущена вниз. А перед стрельбой ее нужно поднять вверх.

— Соображу, — Касьянин сунул тяжелый револьвер за пояс, запахнул пиджак, застегнул его на одну пуговицу. — Ну как? Сойдет?

— Наконец ты стал похож на настоящего мужчину.

— Настоящий мужчина — это какой?

— На которого бабы глаз кладут.

— Ладно, — усмехнулся Касьянин. — Пошли.

Выйдя из подъезда, приятели с удивлением обнаружили, что уже наступили сумерки. Только за лесом еще можно было различить розоватое свечение неба. Над тремя недостроенными домами висела какая-то надкушенная луна. В самих домах уже началась ночная жизнь — теплились некоторые проемы окон, блики на стенах говорили о том, что там уже горят костры, уже племя собралось на вечерний перебрех. Верхние этажи розовели в закатном свете, но внизу была уже ночь.

Собаки, как обычно, носились по пустырю, хозяева или же бегали за ними, пытаясь набросить ошейники, или стояли в сторонке, покуривая, ожидая, пока их разношерстные, разномастные любимцы, обессилев, сами приползут к ногам. Яшка тут же включился в общие игрища, но, видимо, недавние события все-таки повлияли на него — время от времени он сам подбегал к Касьянину и, ткнувшись в ноги, убедившись, что хозяин рядом, жив и здоров, снова убегал в темноту.

— Пошли к домам, — предложил Ухалов как-то уж очень деловито, устремленно.

— А чего там?

— Пошли-пошли... А то здесь народу многовато.

— Для чего многовато? — не понял Касьянин.

— Надо же нам машинку испытать. А то прижмет — не будешь знать, чего нажимать, чего не нажимать, — и, подхватив Касьянина под локоть, Ухалов потащил его к ближайшей темной громаде.

Если ступеньки еще можно было как-то рассмотреть, то внутри подъезда была полная темнота. Но Ухалов чувствовал себя уверенно и продолжал тащить Касьянина за рукав в глубь дома. Где-то вверху, сбоку, раздавались невнятные звуки — то ли человеческие голоса, то ли шум ветра в пустых окнах. Изредка на стенах мелькали отблески огня — кто-то прикуривал, возможно, поджигали пустые ящики, остатки деревянного забора, доски от опалубки, оставленной строителями лет десять назад.