Онлайн книга «Победителей не судят»
|
За хлебом. * * * Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, Марина устремлялась к нему первой, словно хотела узнать что-то чрезвычайное, будто пыталась уличить Касьянина в чем-то противозаконном. И теперь вот, едва прозвучал звонок, она рванулась из кухни с такой скоростью, что ее чуть было не занесло на повороте, хотя Касьянин сидел в комнате на диване и ему до телефона достаточно было сделать один шаг. — Сиди уж! — запыхавшись, сказала Марина, объясняя свою спешку. — Пока поднимешься... Да! — крикнула она в трубку. Молча послушала, ничего не ответила, положила трубку рядом с аппаратом и, уже уходя на кухню, сказала не то раздраженно, не то разочарованно: — Тебя! Касьянин проводил жену взглядом, поднялся, взял трубку. — Да! — сказал он громче, чем следовало, чтобы Марине на кухне не пришлось красться к двери и прислушиваться. Он всегда орал в трубку, чтобы избавлять жену от этих излишних усилий. Кроме того, у Марины со слухом были явные нелады, иногда ей чудились такие касьянинские слова, такие признания и заверения, что ему потом ночь напролет приходилось оправдываться, а убедившись в полной бесполезности своих объяснений, он открывал холодильник и, опрокинув в себя стакан водки, ложился, отвернувшись к стене. Звонил Ухалов. — Старик! — закричал он с какой-то радостной возбужденностью. — Я тебя жду! У меня все готово! — Да? — удивился Касьянин, почувствовав спиной взгляд Марины из кухонной двери. — А если конкретнее? — Все налито, разложено, нарезано! Возле твоей тарелочки с правой стороны лежит ножичек, а с левой я положил вилочку. И ножичек, и вилочку протер чистой тряпочкой. — А по центру? — По центру, старик, рюмочка. Только что вынул бутылку из морозилки и едва успел разлить, как рюмочка твоя с ног до головы подернулась не то инеем, не то изморозью... В общем, старик, она затуманилась. Знаешь, как туманятся глаза у красивых девушек в определенном состоянии... — Знаю, — прервал друга Касьянин. — Ты идешь? — Да! — Немедленно? — Да! — повторил Касьянин и положил трубку. Постоял, прислушиваясь к тому, что происходило у него за спиной. За спиной была тишина, но по грохоту тарелок он понял, что Марина суть разговора с Ухаловым разгадала во всех подробностях, осудила его, разочаровалась в нем, впала в состояние скорбное и осуждающее. — Будете поддавать? — прокричала она с кухни. — Обязательно, — ответил Касьянин, поморщившись. Не любил он, терпеть не мог отвечать на подобные вопросы. Они были для него не менее мучительны, чем утренние упреки в вечернем переборе. — По какому поводу? — в голосе Марины зазвучала веселая злость. — А какой бы ты предложила? — спросил Касьянин уже из прихожей, уже нащупывая в полумраке растоптанные свои босоножки, которые можно было надеть без помощи рук. — Перебьетесь! — Я тоже так думаю, — пробормотал Касьянин, справившись наконец с босоножками. — А кто будет Яшку выгуливать? — Степан справится и без меня. — Что?! — Марина мгновенно преодолела расстояние из кухни до прихожей и возникла в проходе в позе гневной и воинственной — уперев кулаки в то место, где когда-то у нее была неплохая талия, во всяком случае, просматривалась. — Ты не слышал, что случилось на пустыре этой ночью? — А что там случилось? — невинно спросил Касьянин, открывая дверь. — Труп! Там нашли труп! — Но ведь его уже увезли? — Я не пущу ребенка на пустырь! — Ладно, — устало согласился Касьянин. — Я не долго... Выгуляю. — Я и тебя не пущу! — Разберемся, — вздохнул Касьянин и плотно прикрыл за собой дверь. Постоял, выжидая, не рванется ли Марина вслед за ним, чтобы остановить, образумить, вернуть. Нет, не рванулась. — И на том спасибо, — пробормотал Касьянин и нажал прожженную сигаретами кнопку лифта. Что-то в глубинах дома вздрогнуло, напряглись, заскрипели невидимые канаты, и послышался гул приближающейся кабины. Ухалов заранее открыл дверь, и Касьянин, едва выйдя из лифта, сразу ощутил запах жареной колбасы. Да, жареная колбаса была обычной закуской Ухалова. К ней обычно прилагались свежие помидоры, моченый перец нечеловеческой остроты и... И все. Так было и на этот раз. Касьянин вошел, тщательно запер за собой дверь — с некоторых пор он во всем проявлял повышенную осторожность. И дверь потянул на себя не просто до щелчка, а еще и опустил кнопку замка, чтобы снаружи никто не мог войти, даже имея ключ. Рюмки на столе действительно были запотевшими. Ухалов внес тарелку с колбасой, поставил ее на журнальный столик, сам упал в кресло и освобожденно вздохнул. — Давай, старик! Давай! Все внутри пылает, все внутри горит! — Марина спросила, по какому поводу встреча. — Скажи своей Марине... Скажи своей Марине... Ты меня, конечно, старик, извини... Но твоя жена дура. Ты не обижаешься? — Будем живы! — Касьянин поднял рюмку. — Будем, старик, будем! — Ухалов выпил довольно объемистую стопку одним глотком, посидел неподвижно, привыкая к водке внутри себя, бросил в рот ломтик помидора и лишь после этого взглянул на гостя ясно и счастливо. — Представляешь, приезжает девица ко мне домой, привозит водку, вот эту самую, — он показал на бутылку российской «Смирновской», — и коробку каких-то отвратительных конфет. И говорит таковы слова... Я, говорит, приехала на такси, там водитель ждет, счетчик работает, поэтому вы, дорогой Михаил Александрович, это она меня так назвала, напишите мне быстренько рекомендацию в Союз писателей... Вот у меня книжечка вышла... И вручает мне книжечку... На обложке голая баба с совершенно бесстыдным взглядом. Какие-то эротические наставления. Глядя на девицу, я сразу понял, что ее советам можно верить, поскольку все она испытала на собственной шкуре. — И на шкуре все отразилось? — Не все, конечно... Но синяк под глазом у нее был... Припудрен, правда, — Ухалов снова наполнил рюмки. — Честно говоря, в этой книге рекомендации не только эротического характера... Трупы, убийства, купания в ледяном водопаде, постельные дела... Тонкая эротика, переходящая в крутую порнографию с элементами садизма и мазохизма. Представляешь? Она решила, что это и есть настоящая художественная литература! Дожили! — Дал рекомендацию? — спросил Касьянин. — Держи карман шире! — Но водку взял? — А водку взял! — твердо сказал Ухалов. — От водки грех отказываться. — И конфеты взял? — Старик, я и книжку взял! Пообещал внимательно прочитать, ознакомиться... |