Книга Победителей не судят, страница 45 – Виктор Пронин

— Но это очень ответственное заявление...

— Я знаю.

— А этот, простите, как его...

— Евладов. Когда забудете эту фамилию, зайдите к начальнику отделения. Он напомнит. Подозреваю, что эта фамилия выколота у него на лбу. А если этой фамилии у него на лбу еще нет, то она там скоро появится! — С каждым словом Касьянин повышал голос и последние слова почти выкрикнул. Странно, но именно крик больше всего и подействовал на лейтенанта, он сразу сделался подчеркнуто вежливым, даже оробевшим.

— Ну что ж, похоже на то, что мы свое дело сделали... — он озабоченно оглянулся по сторонам. — Протокол осмотра места происшествия составили, следы юридически зафиксировали, даже вещественное доказательство нашли, — он похлопал себя по карману, где в целлофановом пакетике лежала пуля. — Осталось только попрощаться, — он осмотрел жильцов квартиры.

— Евладова сегодня будете брать? — поинтересовался Касьянин.

— Повременим. У нас нет доказательств, что нападение совершил именно он.

— Вы полагаете, такие доказательства будут?

— В любом случае решение о захвате, об аресте, задержании принимает руководство. Спокойной ночи, — лейтенант уже направился было к прихожей, но его остановила Марина.

— Вы что же, вот так и уходите?

— Конечно. А почему нет?

— Может быть, оставите до утра хотя бы одного-двух своих автоматчиков...

Ведь нападение может повториться.

— Знаете, что я обо всем этом думаю, — доверительно произнес лейтенант, избавившись наконец от робости и неуверенности. — Чем-то вы им досадили, они вас маленько припугнули... Скорее всего дело на этом закончится. Вам не стоит волноваться.

— Вы так уверенно об этом говорите, — пробормотал Касьянин. — Я могу передать ваши слова руководству?

— Зачем? — быстро спросил лейтенант и почему-то опять засуетился. — Вовсе, незачем. Это наш с вами разговор. К делу, по которому я приехал, он отношения не имеет.

— Даже так? — удивилась Марина.

— Все, что имеет отношение к делу, записано в протоколе, — назидательно произнес лейтенант. — Все остальное — домыслы, помыслы, умыслы, — он широко улыбнулся и подмигнул Степану, который смотрел на него, широко раскрыв глаза. — Спокойной ночи, — повторил он и вышел из квартиры вместе с экспертом и еще каким-то мужичком, который за все время так и не произнес ни единого слова.

Исчезли чужие люди и чужие голоса, в квартире стало тихо, на площадке прекратился веселый, молодой гогот — вся группа захвата съехала на лифте вниз.

Касьянин вышел на балкон и некоторое время наблюдал, как погружаются в машину ребята с автоматами — вязаные шапочки с прорезями для глаз так и остались у них на затылках. Видимо, опасности они уже не чувствовали и могли позволить себе раскрыть лица и вдохнуть прохладный ночной воздух. Хлопнули жидковатые двери машины, она отъехала от подъезда, свернула за угол и исчезла.

Проводив ее взглядом, Касьянин вернулся в квартиру.

— Что будем делать? — спросила Марина.

— Собирать вещи.

— Они не вернутся?

— Кто? Милиция? Нет, не вернется.

— А бандиты?

— Вернутся обязательно. Но не сегодня. Уже светает, над лесом поднимается заря, а бандиты тоже люди, им необходим отдых перед долгим и напряженным днем.

Они очень устают к концу дня.

— Когда уезжаем?

— Я отвезу вас на утренний поезд, а сам вернусь в редакцию.

— Зачем? — спросила Марина. — Почему мы не можем поехать вместе?

— Потому. Деньги надо получить, с редактором договориться... Что значит — сняться и поехать? Я человек служивый... Опять же нужно описать в газете сегодняшнее происшествие, — улыбнулся Касьянин.

— Доигрался один, — пробормотала Марина. — Дотешился, дозабавлялся. И получил в конце концов то, что и заслужил.

— Не один я чужими игрушками забавляюсь, — ответил Касьянин, уловив укор в словах Марины. — Если бы никто не совал свой нос в чужие дела, в чужие вещи, жизнь на земле была бы совсем другой.

— Я не знала, что в этом доме мне все чужое!

— Я тоже не знал, что в этом доме мне уже ничего не принадлежит, — ответил Касьянин.

— Утешься, дорогой, утешься... Здесь все твое.

— Спасибо, дорогая.

— Сына, даже единственного сына, не задумавшись, с двенадцатого этажа выпихнул! Это ведь надо Додуматься!

— Может быть, благодаря Степану мы и живы остались.

— Да! Согласна! Благодаря Степану! Но не тебе! Это не твоя заслуга!

— О твоих заслугах мы говорить не будем, — голос Касьянина зазвенел металлом. — Займись тряпками, лифчиками, трусиками... Не забудь купальник прихватить, ты, кажется, собиралась загорать на берегах Днепра! — И Касьянин вышел на балкон.

Над городом поднимался рассвет. Полоска неба на востоке быстро светлела, постепенно из бледно-серой превращаясь в розовую. Из предутренних сумерек проступади темные громады недостроенных домов. Где-то там, в бесконечных пещерах вон того крайнего дома, моя единственная свидетельница Наташа, неожиданно подумал Касьянин и даже сам удивился своей мысли — оказывается, он помнил о ней, оказывается, в чем-то еще на нее надеялся. Хотя сейчас, после ночного наезда, ее лепет о том, что двое из темноты побежали к поджидавшей их машине... Чепуха все это.

Касьянин зябко поежился, ощутив холод. Он беспомощно оглянулся — в доме на балконе не было ничего, что могло бы послужить хоть каким-то оружием, хоть как-то помогло бы отбиться от парней Евладова, если те решат снова навестить его. На балконе он нашел несколько автомобильных ключей — когда-то у Касьянина была машина, но он благополучно разбил ее года два назад. У самой стены лежал проржавевший гвоздодер, тут же стояли несколько надколотых стекол, которые Касьянин никак не решался выбросить. В самом углу он нашел прикрытый тряпьем алюминиевый бидон. Заглянув в него, Касьянин уловил запах бензина. Этот бидон тоже остался с тех времен, когда у него была машина. Канистры после аварии он роздал соседям, а вот бидон, на треть наполненный бензином, так и остался. Касьянин закрыл крышку, набросил на бидон тряпки и задвинул на прежнее место, в самый угол, чтобы никто не споткнулся о него, не опрокинул.

Полоска света над лесом стала совсем розовой, потом красноватой, и этот ее цвет снова вернул Касьянина к мыслям о бидоне в углу. Он оглянулся на него, прикидывая что-то, полюбовался небом, снова обернулся к бидону.

— Так, — пробормотал он негромко. — Так...

Касьянин и сам не замечал, как постепенно происходили в нем незаметные, но необратимые превращения. В криминальной журналистике каждый божий день ему приходилось собирать сведения о совершенных за ночь преступлениях, убийствах, самоубийствах, пьяных разборках, кровавых семейных ссорах. Когда обо всем этом он вынужден был узнавать мельчайшие подробности, особенности, странности, и происходили в нем эти самые превращения. Описанные им события заполонили все клетки его мозга, сделав само мышление каким-то криминальным.