Онлайн книга «Банда 2»
|
— Кому нужно, — поймет, — проговорил Пафнутьев вслух и, взбежав по ступенькам, рванул на себя дверь прокуратуры. И тут же поймал себя на этом — взбежал легко. И еще — после встречи с Викой осталась в душе встревоженность. И это ему понравилось. * * * Худолея Пафнутьев застал в лаборатории — сумрачной захламленной комнате с задернутым черной шторой окном. Освещена комната была лишь каким-то зловещим красным светом фотофонаря. Прошло некоторое время, пока Пафнутьев смог разглядеть эксперта — тот сидел посреди лаборатории, ноги его были вытянуты, руки бессильно свешивались вдоль туловища, голова откинута на спинку стула, глаза закрыты. Когда Пафнутьев вошел и закрыл за собой дверь, Худолей даже не пошевелился. Только рука его слабо дернулась, то ли от смутного желания закрыть дверь, то ли в неосознанном протесте — кого еще черти принесли, зачем... — Живой? — спросил Пафнутьев. — Местами, — прошептал Худолей в ответ. — Как настроение? Боевое? И опять лишь слабое движение руки — той, что была ближе к гостю. — Устал? — напористо спросил Пафнутьев. — Ночная смена? Наверно вспотел весь? — Ох, Паша... — Все один, все один... — продолжал истязать Пафнутьев. — Ни сна, ни отдыха измученной душе, а? — Ох, Паша... — Включаю свет! — — Включай... Выключай... Я сегодня не работник. — А когда ты работник? Хоть бы расписание повесил на дверях... Так, мол, и так, прошу обращаться после дождичка в четверг, а? — А почему в четверг? — слабо поинтересовался Худолей чуть приоткрыв глаза. — Ну не в понедельник же! — Пафнутьев включил свет и увидев в углу стул, присел. Вынув из кармана целлофановый пакет с фотографией, он положил снимок на стол и легонько постучал пальцем, пытаясь привлечь внимание полумертвого эксперта. — Слушаю тебя, Паша, — чуть слышно проговорил тот и с усилием оттолкнулся от спинки стула, приняв хоть и неустойчивое, но все же вертикальное положение. Но тут же, пронзенный страшной болью, снова, откинулся назад. — Говори, Паша... Я все слышу... — И все понимаешь? — Почти... Говори, самое важное, я пойму... Хотя, может быть, ты со мной и не согласишься... — Что пили? — спросил Пафнутьев. — О! — встрепенулся Худолей, снова принимая вертикальное положение. — Как приятно, Паша, пообщаться с умным человеком... Я тебя имею в виду... Ты ведь не зря повышение получил... Есть в тебе, Паша, умение задать человеку самый главный вопрос... Обладаешь, ничего не скажешь... И что еще в тебе есть... Да, есть, не отнимешь... Тут ты, конечно, того... В общем, понимаешь. На твои вопросы, Паша, хочется отвечать и отвечать... И все так душевно, тактично... Не то что некоторые... — Кому-то на глаза попался? — Попался, — безутешно кивнул Худолей и скорбно посмотрел на Пафнутьева красными с перепоя глазами. — Кому? — Начальству, — Худолей неопределенно провел в воздухе тощей, узкой ладошкой какого-то синеватого цвета — будто мерзлой тушкой цыпленка провел по воздуху. — Что пили? — повторил Пафнутьев. — Ты знаешь, Паша, что самое страшное в нашей жизни? В нашей жизни самое страшное — французское зелье под названием «Наполеон». Уточняю — не коньяк, а какой-то злобный напиток, который имеет ту же крепость, продается в тех же роскошных бутылках с золотыми буквами, но обладает человеконенавистническим характером... — Втроем уговорили? — прервал Пафнутьев чистосердечные признания эксперта. — Нет, четвертого угостили, но немного... — Остальные живы? — Еще не знаю... Да и сам... То ли выживу, то ли нет... — Выживешь, — успокоил Пафнутьев. — Закалка — большая вещь. — Нехорошо говоришь... Вроде, как осуждаешь... Совесть тебя, Паша, будет мучить. Но я тебя прощу... Перед смертью положено всех прощать, ни на кого обиды нельзя держать, уходя в лучший мир, — последние слова Худолей проговорил с трудом и глаза его увлажнились. Он достал из кармана комок носового платка, приложил его к одному глазу, к другому и снова спрятал в карман. — Что у тебя? — Девушка. Вернее, молодая женщина. Вот, посмотри... Сразу предупреждаю — на снимке одна женщина. Если тебе покажется, что там их две, то зайду позже. — Красивая, — эксперт отдалил снимок на вытянутую руку и насколько смог всмотрелся в портрет. — Красивая, — снова повторил он. — Неужели заметил? — усмехнулся Пафнутьев. — Познакомишь? — Она не пьет дурные напитки из заморских бутылок и не водят сомнительных знакомств. — Это я, что ли, сомнительный? — Худолей обиженно поморгал воспаленными ресницами. — Скажи мне вот что... У тебя есть знакомства в городской газете? — Ну? — насторожился эксперт. — Тогда слушай внимательно. Ты делаешь с этой фотографии репродукцию. Увеличь ее раза в три, не меньше... Глянец, кадрировка, обрезка... Чтоб все было на самом высоком уровне. Когда сделаешь, отнесешь в разетуг — Хочешь девочке приятное сделать? — усмехнулся Худолей. — Я делаю девочке приятное другим способом. — Каким.? — живо поинтересовался Худолей. — Не скажу. Отнесешь снимок в газету... — Я позвоню и тебя там примут, обласкают... — Третий раз повторяю... Отнесешь снимок в газету. Мне там нельзя возникать. — Опасно? — проницательно спросил Худолей. — Да. — Ага, понятно... Где опасно, иди ты, Худолей... — эксперт отвернулся к черной шторе на окне. — Отдашь фотокорреспонденту, секретарю, редактору... Кому хочешь. Но снимок должен быть опубликован. И под ним текст. Три-четыре строчки, не больше. — Какой текст? — Сейчас я тебе продиктую... Примерно так... Всеобщей любовью пользуется на кондитерской фабрике имени Миклухо-Маклая... — Такой фабрики нет! — перебил Худолей. — Ну и не надо, — с легким раздражением ответил Пафнутьев. — Нет такой фабрики, напиши, что на заводе имени Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Иосифа Сталина... Не важно. Работает и пользуется всеобщей любовью мастер, золотые руки, что там еще... — Душа коллектива... — Правильно, — одобрил Пафнутьев. — Душа коллектива Надежда Петровна Притулина. — Это она и есть? — Нет, это совсем другой человек. — Ничего не понимаю! — Худолей передернул плечами, поерзал на стуле, пытаясь найти, более удобное место, сидя на котором, он бы все понял. — Пьешь потому что не то, что нужно, — жестко ответил Пафнутьев. |