Онлайн книга «Банда 5»
— Точно? — недоверчиво спросил Елохин. — Без трепа? — Хороший есть адресок, Женя. Надежный. Отдыхай, набирайся сил, авось все получится. Все отдыхайте. У нас несколько часов, времени достаточно. Осторожный Петрович сознательно собрал всех пораньше, причем никому так и не сказал, что предстоит, в котором часу, в какой части города. И Афганцу, ближайшему своему человеку, тоже не сказал. Да тот и не спрашивал, понимая, что вопросы его будут неуместны. Может быть, один Вобла знал, может быть, сам Огородников проболтался ему, но это уж их дела, их любовь. Солнце к этому времени опустилось, и в комнате потемнело. Но свет включать не стали. Петрович прошел во вторую, маленькую комнату и лег на диван, Афганец остался в кресле, в темном углу. За весь вечер, с тех пор как появился Вобла, он так и не проронил ни слова. Вандам опять, который раз рассказывал уже Елохину и Шпыню, как трое ублюдков предложили ему выйти из трамвая поговорить и чем это для них закончилось. Елохин, прикрывая щербатый рот ладонью, то хохотал, то замолкал, опасливо глядя по сторонам. Шпынь молча, со смутной улыбкой кивал головой: понимаю, мол, как не понять, конечно, понимаю... Когда Петрович ушел в другую комнату, Вобла вдруг остро почувствовал одиночество. Потоптавшись немного, постояв на крыльце, пройдясь по саду, он отправился к Петровичу. — Так это... — произнес он. — Я пошел. — Куда? — спросил Петрович, не открывая глаз. — Ну как... На службу... Потом домой. Все, что мне было поручено, я передал. Завтра доложу Огородникову, как вам удалось сработать этой ночью. — Нет, Вобла, — ответил Петрович негромко. — Что нет? — Не надо уходить... С нами пойдешь. — Не понял! — с вызовом ответил Вобла. — Мы так не договаривались! Илья тоже... — Иди ты в жопу со своим Ильей! Если раньше не договаривались, значит, сейчас договариваемся. Пойдешь с нами. Хватит тебе чистюлю из себя разыгрывать. — Не пойду. У меня другая задача. — Пойдешь, сучий потрох. — Петрович говорил, не открывая глаз, лежа на спине в позе трупа — сложив руки на груди и вытянув ноги. И, лишь сказав последние слова, чуть улыбнулся, глубокие морщины его дрогнули, шевельнулись и пошли в стороны. — Я позвоню Огородникову! — Не надо, Вобла. Послушай меня. — Петрович приподнялся, сбросив ноги с дивана, сунул узловатые ступни в шлепанцы. — Послушай, Вобла, — он повторял и повторял это слово, зная, как от поруганной гордыни содрогается душа этого оборотня. — Ты ведь в доле, да? В доле. А ребята недовольны... — Кто недоволен? — быстро спросил Вобла. — Ребята мне говорят... Что же получается, Вобла на двух ставках сидит... И в ментовке, и у нас... Сам чистенький. Случись чего, он дальше по службе пойдет, генералом станет, а нас по лагерям разбросают, заживо гнить будем. Несправедливо, говорят мне ребята. — Да кто говорит-то?! — Остановись, Вобла... Мы с тобой, понимаешь, с тобой разговариваем, а ты орешь на весь дом... Нехорошо. Остановись. Я и с Илюшей договорился. Да-да, можешь мне поверить. — И что он? — Дал добро. — Не верю! Он бы сам мне сказал! — Не сказал, значит, не счел нужным. Скажет позже. А в чем, собственно вопрос? Тебе страшно? В штаны наложил? Иди отдыхай, Вобла. Время есть. * * * Собрались не слишком поздно, в начале двенадцатого. Время удобное — опустели улицы, нет на дорогах пробок, закрылись забегаловки, кроме разве что ночных заведений. И не слишком поздно — можно позвонить в дверь, навешать хозяевам на уши какой-нибудь чуши и вломиться в квартиру. Выехали на двух машинах, достаточно потрепанных «жигулятах», чтобы не привлекать внимание ни гаишников, ни редких прохожих. Лишь когда приблизились к центру города, Петрович решил, что можно кое-что сказать о предстоящем деле. Он ехал на заднем сиденье, зажатый между Афганцем и Воблой. За рулем сидел Женя Елохин. Рядом с ним расположился Вандам. Вторую машину захватили для подстраховки. Ее вел Забой, чуть поотстав, чтобы никому не пришло в голову как-то связать эти две машины. — Докладываю обстановку, — заговорил Петрович. — Едем на квартиру. Там, по некоторым данным, сегодня должна оказаться куча денег. Тысяч восемьдесят. — Долларов?! — задохнулся от восторга Жестянщик и руль в его руках дрогнул. — Ни фига себе! — воскликнул Вандам, но никто их не поддержал, и оба замолчали. — Это что же получается? На каждого... — Заходим в масках, — продолжал Петрович, выждав некоторое время — не выкрикнет ли Вандам еще чего-нибудь. — Подавляем сопротивление, если таковое будет. Изымаем деньги и уходим. На все про все — десять минут. Вопросы есть? — Кто остается в машине? — спросил Вобла, надеясь, что выбор падет на него. — Жестянщик. — Он плохо водит. — Вот и пусть учится, — усмехнулся Петрович. — Откуда у них такие деньги? — Дом продали. — Илюша помог? — спросил Вандам. — Помог, — ответил Петрович чуть слышно, но по голосу все поняли — вопрос ему не понравился. Не должен был Вандам задавать такие вопросы, не его это дело. То, что в продаже дома участвовал Огородников, и так всем было ясно. Дальше ехали молча. Улицы были пустые, за всю дорогу встретились не то две, не то три машины. Город казался обезлюдевшим, притихшим. — Рановато народ спать ложится, — обернулся Вандам, но, не увидев никого в темноте, снова повернулся к лобовому стеклу. — Ложатся не рано, — откликнулся Петрович. — С улиц уходят рано. И правильно делают. Нечего шататься без дела. Посмотри, окна светятся, телевизоры смотрят. Доехали без приключений. Никто не остановил, никто не поинтересовался документами, номерами, удачно, можно сказать, приехали. — Остановись подальше, — сказал Петрович. — Вон туда в тень, там вроде фонарь разбит, самый раз. Пошли. Женя, ты остаешься. Через десять минут включай мотор и подъезжай вон к той арке, видишь? — Вижу. — Мы выйдем в ту сторону, там ближе. А Забою скажи, чтоб вон там остановился, у другой арки. — Петрович, ты что, уже на разведке побывал? — весело спросил Вандам. — А ты как думал? — Чего мне думать... Если ты взялся за это дело, то все будет в порядке. Выйдя из машины, сразу вошли в тень деревьев. Петрович оглянулся, убедился, что все на месте, никто не отстал, ни с кем ничего не случилось. Он был сдержан, скуп на движения, но в нем явственно ощущалась готовность действовать. Исчезла без следа бесконечная его усталость, вялость, когда он только высматривал, где бы присесть, где бы прилечь. Теперь в нем все выдавало осторожного, сильного хищника, готового тут же броситься вперед, едва перед ним возникнет дичь. |