Книга Черные ястребы, страница 56 – Кирилл Казанцев

Франтишка чуть склонила голову и глянула на положение предохранителя – в этих вещах она несильно разбиралась.

Соболева успела сделать всего два шага, как Сагнер уже вновь наставила на нее ствол автомата.

– Очередями стреляет. Еще один шаг, и нажму спуск!

Лейтенант видела смертельный испуг в глазах Франтишки. Так может смотреть только человек, которому никогда раньше не приходилось стрелять в другого человека.

– Ты даже не знаешь, как это тяжело – убивать. У тебя не хватит духу. Отдай лучше мне оружие, и потом мы разойдемся миром. Только узнаем, кто прислал твоего друга. Вот и все. Мы же не бандиты, а спецназ.

Соболева протянула руку вперед и сделала шаг. Громыхнула очередь – длинная. Франтишка от испуга даже бросила автомат. Она не собиралась стрелять, просто палец сам дрогнул на чувствительном спусковом крючке.

Соболева вздрогнула, с недоумением посмотрела себе на грудь, где стремительно разрасталось два кровавых пятна, а затем рухнула на траву.

Сагнер зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, как в нее целится из автомата капитан Рублевский.

– Тебе придется ответить за все, сучка, – проговорил спецназовец. – Надо было сразу тебя прикончить. Я неплохо знаю женскую психологию. Больше всего женщины боятся, что даже после смерти будут выглядеть некрасиво. Так вот, я сейчас разнесу твою голову длинной-длинной очередью, и хочу, чтобы ты знала об этом.

Капитан неторопливо поднял автомат и, наслаждаясь моментом растянутого во времени мщения, стал картинно прицеливаться.

– Нет-нет!!! – завизжала Франтишка и, опустившись на корточки, обхватила голову руками.

И тут прозвучал выстрел. Но это не был автомат в руках Рублевского. Стреляли далеко – где-то вверху между скал.

– Нет-нет!!! – кричала Сагнер, и ее крик эхом разлетался среди гор.

– Ты чего кричишь? – долетел до нее хриплый голос Андрея. – Что за хрень тут происходит?

Франтишка боязливо отняла от лица руки, огляделась и с удивлением увидела опрокинутого навзничь капитана Рублевского. Во лбу у него виднелось четкое пулевое отверстие. Задняя часть головы была буквально разворочена вышедшей из нее пулей. Капитан лежал, уронив руку в уголья костра.

Ларин попытался сесть, но тут же завалился на бок: веревки стягивали ноги до колен, а руки за спиной до локтя. Франтишка бросилась развязывать веревки.

– Туго затянули. Не могу, ногти ломаются. – И она попробовала развязать узел зубами.

– Посмотри на бревне, я видел там перочинный нож.

Зрительная память не подвела Андрея и на этот раз. Перочинный нож оказался именно там, где говорил Ларин. Сагнер освободила ему руки. Ноги развязал уже сам Андрей. Он с сомнением посмотрел на два мертвых тела.

– Не думал, что у тебя такие таланты. Это ж надо, двух спецназовцев укокошила. Спасибо тебе за спасение. Я уж подумал, когда глаза открывал, что все, конец мне.

– Я не хотела. Автомат сам выстрелил. Но я только ее убила. А этого, – Франтишка избегала смотреть на мертвого Рублевского, – кто-то другой. Вроде издалека стреляли, с гор, эхо еще пошло.

– А ты ничего не путаешь? – Ларин схватил Сагнер за руку и увлек за деревья. – Здесь нас не видно. Все убийцы потом рассказывают, что не хотели убивать, что оружие само стреляло и жертва сама на нож бросалась.

– Нет, ничего я не путаю. Точно помню – я сразу автомат бросила, испугалась, а она лежит мертвая.

– Да не трясись ты так. Неужели ты хотела, чтобы случилось по-другому? Это война, милая. Или ты убьешь, или тебя убьют. Они успели передать, что захватили меня?

Франтишка задумалась, наморщила лоб.

– Этот… ну, мужчина, говорил, чтобы женщина связалась с каким-то полковником, чтобы «вертушку» за тобой прислал. Но она не успела.

– Времени же было достаточно. Почему?

– Она какую-то флеш-карту у тебя искала. Говорила, что именно она нужна полковнику.

Андрей хлопнул себя по карману, где носил бумажник.

– Точно. Значит, нашла. Провалов в памяти у тебя нет, хотя такое иногда случается с испугу.

– А второй раз не я стреляла.

– Тогда кто же? – задумался Ларин, тревожно осматриваясь вокруг.

Невдалеке послышались шаги. Человек шел не прячась, ступая в полную силу, как может ходить только тот, кто чувствует себя хозяином на этой земле.

Вскоре между деревьев мелькнули черные крылья бурки, и безумный старик с древней винтовкой спокойно вышел на поляну, посмотрел на убитых без особых эмоций. Затем он повернулся в ту сторону, где за деревьями прятались Андрей и Франтишка:

– Выходите. Я вам не сделаю ничего плохого.

Сагнер вцепилась Ларину в локоть.

– Ему можно верить?

– Надеюсь, что да. Пошли.

Старик ногой отбросил безвольную руку мертвого капитана из тлеющих угольев.

– Человек все-таки, хоть и плохой, но человек, – спокойно проговорил горец, усаживаясь на поваленное дерево. Винтовку он зажал между коленями, опершись на нее, как на посох.

– Это вы стреляли, – утвердительно произнес Андрей. – То-то я смотрю, калибр входного отверстия больший.

– Ну, я стрелял, – абсолютно спокойно признался в убийстве спецназовца древний старик. – Они тоже ко мне приходили, требовали продать дом и мою землю, оружием угрожали. Вот я и решил помочь вам, хоть и не люблю русских.

– Почему? – спросил Ларин.

– Если у вас такие враги, как террорист Руслан с его «Черными ястребами» и вот эти, то, значит, вы приличные люди. – Рассуждение выглядело несколько абсурдно, но тем не менее справедливо.

– С этим понятно. Но я хотел знать, почему вы русских не любите?

– Есть за что, – мрачно ответил старик.

– Среди каждого народа бывают негодяи и герои, – пытался достучаться до его сознания Андрей.

– Я не об этом. – Старик вздохнул, опершись на винтовку-посох, намереваясь подняться. – Ну, я пошел, если вам больше не нужна моя помощь.

– Странный вы человек, – абсолютно искренне признался Ларин. – Конечно, это не мое дело, и мы не должны были этого видеть. Но те две засушенные головы на полке возле очага, кто эти люди? Ваши враги? По-моему, одна из них женщина.

Возможно, старик и не стал бы рассказывать свою историю, но он не хотел, чтобы о нем подумали, будто он способен воевать с женщинами.

– Это моя жена, – спокойно проговорил горец, правда, при этом избегал смотреть своими выцветшими от прожитых годов глазами в сторону Франтишки. – Отец мне говорил: не женись на русской, а я не послушался, женился. Двадцать лет мне было. Вернулся однажды домой, а она в постели с любовником. Я их и убил, – говорил старик как о чем-то само собой разумеющемся. – Они меня смертельно оскорбили, только кровью такой позор смывается. Я им головы отрезал и племяннику отдал, чтобы он их в соли вымочил и засушил. А сам пошел в милицию сдаваться. Сколько меня менты ни пытали, сколько ни обещали срок скостить, я им так и не признался, кому головы отдал, не нашли они их. Двадцать лет на зоне отбыл, от звонка до звонка. Вернулся, племяшка мне их головы и вернул. Тяжело мне было, не хотелось людей видеть. Любил я ее, все равно любил. Этой землей еще мой дед владел. Летом коз, овец на пастбище сюда гоняли. Вот я и перебрался высоко в горы, чтобы никого не видеть, домик себе построил. По вечерам я с ними разговариваю.