
Онлайн книга «Славянский кокаин»
Вдова твердой походкой подошла к могиле, зачерпнула горсть земли с протянутой ей могильщиком лопаты и кинула на гроб. При этом газовый шарфик очень кинематографично выскользнул у нее из рук и плавно опустился в могилу. — Примите мои соболезнования, — подлизался к ней один могильщик. Она молча покивала, указала рукой в сторону Груздя и медленно пошла прочь. Груздь с Мишиным повторили ее действия, то есть взяли по горсти земли и бросили на гроб. Груздь развернул бумажник, достал из него купюру и сунул соболезнующему рабочему. Тот взял ее, не в силах удержать радостной улыбки, сунул себе в карман рубашки и победоносно глянул на своего напарника. Все потихоньку начали расходиться. «Самое время познакомиться с вдовой», — подумал Денис и направился прямиком к ней. 2 — Вы поедете с нами? — поинтересовалась вдова. — Куда? — не понял Денис. — Домой. На поминки. — О, мне очень лестно, что вы меня приглашаете, но мне как-то неудобно. — Помилуйте, на поминки разве приглашают. На поминки люди приходят без приглашения, совершенно чужие, незнакомые. Это просто дань уважения покойнику. — Но я никого не знаю… — Бог мой, какие формальности. Не знаете, так узнаете. Так едете? Отпираться было бесполезно. Ломаться, как девочка, поеду — не поеду, было не тактично. Отказать сейчас, после стольких уговоров, означало проявить полнейшее бескультурье. Пришлось согласиться. Денис ехал в своем «форде», зажатый между двух черных «мерседесов», словно под конвоем, и злился сам на себя: «Ну почему бы мне не отказаться сразу? Надо было сказать, что у меня очень важные дела. А я, как дурак, как пятнадцатилетняя девочка — ой, а мне неудобно, а я никого не знаю… Вот черт!» … Квартирка была шикарная. «Офигеть», — так и подумал Денис. Если бы его не проводили, он заблудился бы в комнатах. Потолки высокие, мебель шикарная, декоративные вазы на полу, картины известных художников на стенах. «Эту картину я вроде знаю, — подумал Грязнов. — Моне, кажется». К нему подошла вдова. — Любуетесь Моне? — Да. Хорошая копия. — Это подлинник. Денис проглотил и это. — Цените искусство? — Искусство ценят все. И я не исключение. — Не скажите. А хотите, я покажу вам одну комнату, там собраны у нас многие произведения искусства. Это наша с Валей гордость. — Если вам не трудно, — пожал плечами Денис. — Нет, не трудно. Раз я сама предложила. И меня это как-то отвлечет. Они прошли прямо по коридору мимо Груздя, который проводил их подозрительным взглядом, и завернули в очередную просторную комнату. Вот тут-то уж Денису точно показалось, что он попал в музей. — Это мой любимый антикварный шкаф, — показала она на небольшой шкафчик, весь резной, на его створках с двух сторон лукаво улыбался сам черт. — Ему триста лет. На стенах висели картины в изящных позолоченных рамках. — Это — Моне. Это — Ренуар. Это — Дега. Это — Федотов, — будничным голосом перечисляла она. — А это — часы знаменитого мастера Буре. Денис качал головой. Ему и правда было все это интересно, но он не понимал, что сейчас происходит, зачем она показывает практически незнакомому человеку свою антикварную коллекцию, ведь это, кажется, не самый подходящий момент — поминки. Ведь у нее горе. — А это тоже антиквариат? — спросил Денис, указывая на шкафчик со стеклянными створками. Там, в этом шкафчике, стояло множество фарфоровых статуэток. — Ах, это?.. Нет, это не антиквариат. Это коллекция моего мужа, — она сразу стала печальной. — Это очень дорогой фарфор. Валя собирал статуэтки — персонажи итальянского театра. Ну, знаете, Коломбина, Арлекино, Панталлоне. — Да, да… Очень забавно, — он тут же осекся, слово «забавно» показалось ему неуместным в данной ситуации. Но она, кажется, не обратила на это никакого внимания. Она повернула ключ в створке и открыла шкафчик, достала оттуда какую-то белую фигурку и подала ее Денису. — А с этим персонажем комедии Валя всегда себя отождествлял. На Дениса взглянули печальные нарисованные глаза статуэтки с большой зеленоватой слезой на правой щеке. — С Пьеро? — удивился Денис. — Да. — Но почему же? Он разве был несчастлив? — А почему вы думаете, что Пьеро был несчастлив? — Ну как же, печальный клоун… — Вот вы сами все и сказали. — Не понимаю… — Главное — не то, что снаружи, а то, что внутри, понимаете? Душа, суть. Она взяла у Дениса статуэтку и поставила на место. «Ну, конечно, — подумал Грязнов. — Пьеро. Может быть, скорее Карабас-Барабас? Душа! Суть! Конечно, извечные метания всех бандитов, думающих, что у них чистая, страдающая душа! Не смотрите, что я такой с виду, в душе я — сущий Пьеро. Тошно уже от этих рефлексий и слюней». — Ну что же, Денис, пойдемте. Там, наверно, все уже расселись. — Да, конечно, идемте. Только я попросил бы вас выделить мне место где-нибудь с самого края. А то мне, знаете, пораньше уйти нужно. «А этот Бакатин — изрядный эстет. Статуэтки всякие, картины, антиквариат. Итальянскую комедию ценит. Может быть, он Пьеро в этом смысле? Как ценитель изящных искусств?» Они пришли в гостиную, где был поставлен огромный стол, ломившийся от всяческих яств. Дениса усадили с самого края. Вдова села во главе стола. В общем, если не считать многочисленных изысков кухни, поминки были самые обыкновенные. Та же кутья, те же блины с медом. Так же у стола стоял пустой стул, а перед ним тарелка и стакан с водкой, накрытый черным хлебом. Этот обычай Денис никогда не понимал. Ему казалось дикостью вера в то, что душа умершего человека сидит вместе со всеми за столом и слушает, что о ней говорят ее родные и близкие. А если это и так на самом деле, то не кощунственно ли ставить перед горемычной душой пустую тарелку и стакан водки с черным хлебом. Однако этот вопрос такой глубокий, уходящий своими корнями, наверно, в самые древние обряды и поверья, что спорить на эту тему людям, совершенно не разбирающимся в этой проблеме, просто глупо, считал Денис и никогда и ни с кем не заводил разговор на эту тему. Какая-то дама бальзаковского возраста, сидевшая рядом с Денисом, принялась активно его обхаживать: — Молодой человек, вам этого салатика? — Спасибо, я сам. — Да вы же не дотянетесь. А я вам рекомендую вон тот. Очень вкусный, Майе он особенно удается. |