Книга Конец фильма, страница 12 – Фридрих Незнанский

— Вы мне жизнь… — с патетикой начал Максимов, приподняв голову от стола.

— Не болтайте ерунды, — отмахнулся от Виктора Денис. — Все равно бы сорвались…

— Это все гадская жизнь, — сказал Максимов. — Это все бабы, водка, сплошной тусняк… Я не могу больше… Я не могу!

Грязнов присел на корточки возле телефонной розетки, из которой Максимов вырвал с мясом провод.

— Если позвонить нужно, на кухне и из прихожей можно, — оживился актер. — Мобильник, в конце концов, возьмите. — Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон.

— Шея болит? — спросил Грязнов.

— Не в этом дело, — досадливо ответил актер.

— А в чем?

— Душа болит… — Максимов присмотрелся к Грязнову. — Вы вообще-то как здесь? Зачем?

— Да так… Хотел спросить. — Резко придвинув второй стул к столу, Денис сел напротив актера.

— Что?

— Вы пистолет не трогали?

— В смысле?

— Ну перед тем как Медведев взял его в руки?

— На кой?

— А к шкафу подходили?

— Не помню.

— Подходили, — сурово сказал Грязнов. — Зачем?

— А я помню? Может, курить, может, кофе хлебнуть. Пописать, в конце концов…

— В шкаф с оружием?

— Вот же блин! Это меня ведь хотели хлопнуть! Вы ведь помните меня! — Губы актера снова нервно задрожали. — А тут какие-то идиотские вопросы!.. Туда пошел, сюда пошел…

Он снова всхлипнул.

— Ладно, одевайтесь! — сказал Грязнов. — Пойдем. Потом поговорим.

— Куда? — испугался актер.

— Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки…

За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева — Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.

— Извини, Лена. Мы не поздно?

— Ничего-ничего, помянуть Кирилла… теперь уже никогда не будет поздно… — Она не договорила, помешали слезы.

— Не плачь, Ленка, — выглянул из-за плеча Грязнова пьяный актер. Вдовьи слезы — это такая банальность.

В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.

— Ну что! — встал с рюмкой водки Вакасян. — Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по-киношному красиво, я б даже сказал — стильно. Любил сюрпризы…

— Ничего себе — сюрприз, а, да? — тихо проворчал Грязнову Варшавский.

Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.

Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.

— Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.

— А я как-то не считал, — недобро сверкнул глазами Цыган.

— Да ладно, хорош! — Денис уже пожалел, что все-таки решился поговорить с ним. — Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?

Цыган усмехнулся.

— Моим-то как раз и был…

— Был… — мрачно повторил Денис.

Цыган выбросил бычок с балкона.

— Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!

Лена беспокойно выглянула на балкон.

— Ну вы чего, ребята? — настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.

— Все нормально, Ленок, — грустно улыбнулся Цыган. — Кирилла вспоминаем.

А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:

— Вы вот не поверите, а я предчувствовала — только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела…

— И как грохнет, я чуть не умер от страха, — говорил тщедушный осветитель.

— Что же ты, Лилечка? — с усмешкой спросил Вакасян. — Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.

— А я ничего не видел, ничего, — с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.

— У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, — перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.

— Ужас, прямо ужас какой-то! — всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. — А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.

Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.

— Правда, Люся, хватит, — с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.

Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.

— Ужас — даже представить страшно, — снова сказала гримерша.

— Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал… — сказал Вакасян.

— Только смотрю — лежит уже весь в крови, ничего не видел, — все сокрушался ассистент.

— Он вам что-нибудь говорил? — спросил Грязнов Вакасяна.

— Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело — пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий — самоубийство. Да всегда на людях — эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят какие темы бережешь, так и живешь.

— Или наоборот? — вставила операторша.

— Надо вообще без темы жить, — сказал Варшавский. — Так спокойнее, а, спокойнее?

— Ты бы помолчал, жучило, — вдруг пробурчал Максимов. — Здесь художники собрались, понял?

— Вить, а я что, я просто… давай не будем, — широко улыбался Варшавский. — Мне тоже несладко, да.

— А всем сладко, да? — поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. — Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!

— О, затянул по новой, блин, — тихо выругался Вакасян.

— Мы как раз сайнекс снимали, — сказал ассистент.

— Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! — продолжал бушевать Максимов. — Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам — настоящее кино!

— Как все это осточертело. — Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.