Книга По живому следу, страница 62 – Фридрих Незнанский

Но как-то выводит меня Авербух из подвала наверх, на стул усаживает и объясняет, что в город меня снова повезут, на старую квартиру. Я испугался: ну вот, думаю, и решились. Завезут куда-нибудь подальше и прикончат. Видно, по лицу моему этот прыщ понял, о чем я думаю, и зло сощурился.

— Не дрейфь. Никто тебя не тронет. Пока слушаться будешь. Заказ у нас срочный. Поможешь.

— В смысле? — спрашиваю.

— Не суйся не в свое дело. Да еще раньше времени.

А потом усмехнулся:

— Девочек любишь? Имеешь шанс попробовать.

Я промолчал, а минут через десять посадили меня в тот же автофургончик, в котором туда привезли, только руки и ноги связывать не стали и рот не заткнули. К машине меня Щербинин своим ходом вел. Я огляделся — места как будто знакомые. Но задумываться тогда некогда было, Щербинин меня в фургон затолкал, сам рядом сел — приглядывать.

Когда доехали — уже вечер был. Из машины выводили — тоже не связывали, только пригрозили, что убьют, если что. Да я и не рыпался.

В квартире меня сразу в ту комнату сунули, где у них видеокассет навалено. А сами на кухню пошли, видимо. Я огляделся — не изменилось в комнате ничего за это время. Но не все хорошо видно. Верхний свет не зажигали, лампочка только на стене над диваном горела. Я выключателем щелкнул, тогда только ее и заметил. Девчонку-то.

Она в углу сидела, на полу прямо. И ноги под себя поджала. Ну девчонка и девчонка. Лет примерно ей как и мне (я тогда правильно угадал, она потом сказала, что ей пятнадцать), курносая. И смотрит на меня как на привидение. Испугалась. То есть больше испугалась, она и раньше не сильно спокойная тут сидела. Но ничего девчонка оказалась, не совсем уж их трусливых. Я вообще-то их знаю, чуть что — в слезы. А эта, когда я на середину комнаты вышел, не шевельнулась даже. Только следит за мной глазами. И молчит. И я молчу. Стыдно мне чего-то стало. Да и о чем тут особенно говорить? А сам прислушиваюсь, что там за стенкой, на кухне делается. Тихо пока. Ладно.

— Ты кто?

Я даже вздрогнул, оборачиваюсь. Девчонка спрашивает. А сама, как и раньше, смотрит на меня. Не моргнет. Боится.

— Долго рассказывать, — отмахнулся. — Ты сама кто такая?

— Соня. Меня один человек похитил, а потом сюда привез, мы что с тобой, заложники?

Смотрю — хоть и боится, а так говорит, как будто даже интересно все это. Ну как девчонки такими дурами быть могут? Я рот раскрыл, чтобы объяснить, что это за лавочка, и вдруг чувствую, что кроме «э» да «в общем», из себя ничего выдавить не могу. Объяснить вроде надо, а… думаю — ну как это?.. В смысле — как это называется по-приличному. По-приличному эта байда вроде никак не называется. А может, называется, но я не знаю. В общем…

Посмотрел я на эту Соню снова. А она вроде как смеется надо мной:

— Ты что такой красный стал?

Но тут за стеной, на кухне, чем-то грохотнули, с нее смех в момент слетел. Опять на меня глазами сумасшедшими глядит. То-то, не фиг зубы скалить.

— Плохо тебе тут будет сейчас, — говорю. — Они эти… извращенцы.

Она подняла глаза и говорит:

— Мне одна девушка перед отъездом рассказала, что Мотя тут одного мальчика убил. Она случайно подсмотрела. И на пленку все засняли…

Тут я похолодел. Понял, что они со мной в подвале на даче сделать хотели…

Уж лучше бы она помолчала. Спасибо, что кричать не собралась. Но бледная вся стала, смотреть страшно.

— А девушка-то? Они ей ничего не сделали?

— Я же говорю — она случайно подсмотрела. Они не знали. А потом она к себе уехала, в Кишинев.

— Не бойся. Сейчас что-нибудь придумаем.

Я это, конечно, сказал, но что тут придумаешь? А девчонка смотрит на меня — будто я вообще у нее последняя надежда. Сел на диван, соображаю. На нее, Соню то есть, только стараюсь не смотреть, не могу я, оказывается, когда на меня так глядят. Может, потому, что никому я до этого времени так сильно нужен не был. Это я в одной книжке такую штуку вычитал. Потом все думал: как это? Вот понял. Вообще — так себе ощущение.

И вдруг слышим — звонок телефонный. Наверняка мобильник у Авербуха. В квартире обычного телефона вроде не было, я не видел. И звонок — в коридоре. Авербух только буркнул в трубку:

— Да. Встречаю.

И потом входная дверь хлопнула.

Я встал, к двери комнаты подошел, в коридор выглянул — никого нет. И свет на кухне горит. Не знаю, как мне эта мысль торкнула, бывает, говорят, это…

Ну в трудных ситуациях, потом вспомнил, как называется.

Короче, подошел я к кухонной двери, она приоткрыта, видно, что Щербинин за столом сидит, ко мне спиной. Я на дверь плечом надавил и задвижкой щелкнул. Щербинин уже через секунду ломиться стал, да так ругается, что я и от Сивого пьяного редко слышал. Давай, думаю, давай, паскуда. Матерись, в другой раз на кухне стеклянные двери ставить будешь. А задвижку твою просто так, с налету, не вышибешь. Я пробовал, знаю.

Думать-то я это думаю, а сам — обратно в комнату. Соньку за руку хватаю и к входной двери волоку. Закрыта дверь. Да только изнутри ее открыть — квартирником быть не надо. Пока, Щербинин, привет Авербуху! Ох, лохи, ну и лохи! Все я вам теперь припомню!

На площадку лестничную выскочили — куда дальше? По уму, вверх бы по лестнице да переждать. Но больно уж этот придурок на кухне орет. Придурок и есть: о соседях-то подумал, дядя? Ты их, что ли, на представление сзываешь?

А тут, слышим, кто-то по лестнице спускается. А, думаю, где наша не пропадала! И вниз! А Сонька, молодец, поспевает. Последний раз по-настоящему страшно было, когда из подъезда выбегали. А если не Авербух спускался? Если он сейчас нам навстречу? Но пронесло. А на улице меня не догонишь. Даже когда девчонка рядом шлепает. Да я тот район за неделю, пока туда ночевать приходил, так изучил — местные позавидуют. На улицах фонари, конечно, а во дворах темновато. Ищите! Но и дворами мы долго бежали, пока Сонька совсем не запыхалась, потом шагом пошли. Сонька оглядывается все:

— Не гонятся они за нами?

— Гонятся, — говорю, — будь спокойна, только не догонят. Сейчас мы их сами достанем. Я им, гадам, так врежу, будут помнить.

— Надо в милицию сообщить, но сначала ноги отсюда подальше унести.

Мы как раз на улицу выходили, там остановка, и троллейбус только что подошел. Я и номера не разглядел, вижу, что в центр куда-то идет, и ладно, сам заскочил и Соньку затянул, поехали. В окно гляжу — темно. Вроде и знакомые дома, а вроде и нет.

— А тебя? — Сонька спрашивает.

— Чего?

— Тебя как зовут?

Нашла время знакомиться! Да мне-то что.

— Коля, — отвечаю.

А сам гляжу, за окном район вроде центральный, но незнакомый какой-то. Ну не бывал я там. Не пришлось. Ладно хоть светло везде: фонари вот такие, каждый как четыре наших вышнегорских.