Онлайн книга «Репетиция убийства»
|
— Веду ваше дело. Хочу задать вам несколько вопросов. Пак глядел — выжидающе ли? Презрительно? Никак он глядел, просто никак. Лицо у него, во всяком случае, оставалось совершенно бесстрастным. Впрочем, кто их, корейцев, поймет. «Интересно, чего он ждет от меня? — подумал Штур. — О чем собирается говорить? Наверняка надеется в десятый раз пересказать историю со стрельбой — она у него хорошо отрепетирована. А мне хорошо отрепетированные истории не нужны. Не такой я осел, чтобы тащиться к нему в больницу для галочки — выслушал, мол, принял к сведению. Берегитесь, товарищ Пак. ФСБ за вас заступаться не станет — уж я-то знаю. А вы, товарищ Пак, знаете, что я знаю?» — Вот видите, Иван Кимович, расследование целиком и полностью легло на прокурорские и милицейские плечи. А ФСБ, которой генерал Тарасенков столько лет служил верой и правдой, не проявляет к делу никакого интереса. Кстати, вы не в курсе, почему так вышло? — небрежно бросил Штур. — Нет. Врешь, Иван Кимович, врешь. С ходу врешь, с первой фразы. Не можешь ты, правая рука генерала Тарасенкова, не знать, что начальник твой, уходя из «службы» и тебя за собой уводя, расплевался с любимой организацией окончательно. Не мог ты пять лет назад пропустить мимо ушей эту громкую историю — пусть в узких кругах громкую, но для тебя-то эти круги родные, ты в них был как рыба в воде. Сам Тарасенков, в конце концов, не мог сказать тебе: «Уходим, Иван» — и ничего не объяснить. — И что, о том, как несколько лет подряд ваш шеф успешно совмещал работу на благо Отечества с личным обогащением, а потом все это открылось, вы тоже не в курсе? — Никакой реакции, неподвижная узкоглазая маска, даже жилка никакая не дернулась. — Что по долгу службы приходилось генералу общаться с деловыми людьми, слишком деловыми, чтобы не попадать в поле зрения ФСБ. И в какой-то момент надоело генералу их «раскручивать» — стал он думать, что он сам с них поиметь может. Пользуясь, естественно, служебным положением, про это вы тоже ничего не знаете? — Вениамин Аркадьевич вскинул брови, умело изобразив искреннее удивление. — Ну, я просто обязан вас просветить. Так вот, придумалось все сразу, и очень просто: у Тарасенкова в подчинении множество боевых офицеров, так почему бы им не заняться охраной серьезных мафиози, раз мафиози за это деньги платят. А мафиози, как оказалось, готовы платить за такую спецохрану совершенно заоблачные суммы: насколько должно быть престижно для бандита, когда его сама ФСБ охраняет! Пак перевел взгляд со следователя на потолок, а потом и вовсе закрыл глаза. Но Вениамина Аркадьевича это, конечно, не смутило: — Знали вы, Иван Кимович, про эти делишки, конечно же, знали — раз знали и другие, не столь приближенные к генералу люди. И когда разразился скандал, вас вместе с Тарасенковым вышвырнули из органов кувырком. Шутка ли — двое работников главной государственной спецслужбы погибают во время стрелки двух наикрутейших городских бандюков, и выясняется, что погибшие офицеры сложили жизнь не на благо Родины, а во имя охраны жизни одного из мафиозных товарищей. В качестве обычных охранников! Да, историю, конечно, замяли, до ушей широкой общественности не донесли. Высшие чины ФСБ преподнесли все так, что офицеры погибли на спецзадании, что они «внедрялись», и все такое прочее. В целях пущей конспирации даже наградили их посмертно. А предателя Тарасенкова со товарищи изгнали под другим каким-то предлогом — но и сам он, и вы, естественно, знали, в чем дело. И теперь ФСБ, конечно, в жизни не возьмется за расследование гибели генерала-предателя. Они эту позорную страничку своей истории закрыли. Кто такой Тарасенков? Кто-кто? Ах да, был такой, полное ничтожество, плохой профессионал, даже и не профессионал вовсе, стоит ли о нем говорить… Убили? Ну да и черт с ним, туда ему и дорога. — Выдумки все это… — на секунду приоткрыв глаза, бросил Пак. Штур молчал, ожидая, что он скажет что-нибудь еще. Не дождавшись, продолжил: — Ну да неважно. Вы мне, Иван Кимович, вот о чем расскажите: что у вас там в теннисной федерации в последнее время происходило? — Теннисная федерация готовилась к Кубку Кремля, — произнес Пак первую за весь разговор относительно длинную фразу. Впрочем, о Кубке Кремля Штур, само собой, знал и без него. — Знаете ли вы, какие деньги должны быть потрачены на подготовку к этому предприятию? Я не предлагаю вам назвать точную сумму, но хотя бы порядок цифр… — Штур замолчал. — Я телохранитель, а не бухгалтер, — отчетливо произнес кореец. — Что ж, я сам могу предположить, что в этой сумме очень много нулей. И деньги это государственные, верно? — Не только. Еще и спонсорские. Ну вот, уже что-то. — А спонсоров вы назвать можете? — Я в эти дела не вникал, гражданин следователь. — То есть при вас, личном телохранителе Виктора Тимофеевича, никаких имен не называлось? Вот Евгений Марков, погибший вместе с Тарасенковым несколько дней назад, например, не фигурировал ли в числе спонсоров? — Не помню, — на минуту задумавшись, ответил Пак. — Из вашего ответа, Иван Кимович, легко сделать вывод, что скорее да, чем нет. А из чего складывалась смета Кубка, вы знаете? Не может же быть, чтобы вам, первому приближенному к Тарасенкову лицу, не попадалось на глаза никаких документов. Что, не знаете? Пак молчал. Верно говорил Хорек: пациент отвечает только на те вопросы, на какие сам захочет. — Тогда я подскажу вам сам. Места в лучших гостиницах Москвы — верно? Оформление стадиона — так? Может быть, какое-нибудь новое суперпокрытие для кортов? Или сверхмягкие кресла для зрителей? А сам спортивный инвентарь, не просто соответствующий мировым стандартам, но призванный доказать, что мы опять «впереди планеты всей»? Что, Иван Кимович? — Ну и что? — Раз «ну и что» — значит, все верно. Конечно, ну и что. Так и должно быть, я разве спорю? Кубок Кремля — мероприятие серьезное, его абы как не проводят. А у кого это суперпокрытие и сверхмягкие кресла закупались — вы знаете? Ну, конечно, вы скажете «нет». — Вот именно. — А закупались — или должны были закупаться — у фирм, которые продают свою продукцию по однозначно завышенным ценам. В смете указывается тысяча, скажем, долларов за одно суперкресло, семьсот из них отдается фирме-производителю, а триста фирма-производитель переводит на счет Виктора Тимофеевича Тарасенкова. За что? А за то, что он, добрый дядя, согласился заплатить семьсот государственных долларов за ерунду, которая реально и сотни не стоит. И сколько таких кресел нужно Кубку? Тысяч десять? Десять тысяч помножим на триста долларов — и вот вам уже три миллиона в кармане Тарасенкова. С прочими расходами — то же самое. Правильно, Иван Кимович? — Я одного не понимаю, зачем вы мне вопросы задаете, раз так уверены, что сами все знаете. «А затем, голубчик, чтобы на твою реакцию посмотреть, когда я тебе свои соображения выложу. Только вот на роже твоей корейской ничего не написано. Ну да, во всяком случае, теперь я уж точно уверен, что покойный Марков в этих махинациях точно был как-то задействован. Не пойму только как. Ага, кстати…» |