Книга Бес предела, страница 42 – Василий Головачев

От Валерии и Усти по-прежнему не было никаких вестей, и, чтобы Прохор не захандрил окончательно, Саблин посоветовал ему продолжить тренировки по трансформации предметов, окружавших его.

– Не хочу, – угрюмо отказался Прохор.

– Надо! – строго сказал Данияр. – Я тоже этим займусь, когда ты освоишь формотранс. Уверен, что этот приём нам пригодится в будущем.

– Голова забита другим… мне на работу ходить не хочется, хоть увольняйся!

– Я тебе уволюсь! Возьми себя в руки! Одиннадцатый не ныл, когда попал в Узилище, а организовал там сопротивление, бери с него пример. И не забивай башку переживаниями и рефлексиями, иначе проиграем ещё до начала боя с Охотниками.

Прохор промолчал. Но слова Саблина всё-таки произвели на него впечатление, и он занялся выполнением задания, полученного от начальника КБ, а по вечерам стал тренировать свои способности изменять с помощью эргиона форму вещей.

Процесс пошёл не сразу, однако математик увлёкся, и Саблин на второй день после разговора с ним стал свидетелем удивительных превращений обыкновенных предметов, имеющих, по словам друга, формоспектр.

Так, кухонный нож Прохор превратил в ятаган, затем в саблю, в узкий и длинный клинок наподобие шпаги и в красивую, с острыми как бритва краями «снежинку». Вернуть былую форму ножу почему-то не удалось, но это не обескуражило экспериментатора, пообещавшего проконсультироваться с Прохором-одиннадцатым, овладевшим формотрансом без каких-либо затруднений.

Пепельницу, оставленную в гостиной прежними хозяевами квартиры, Прохор превратил в красивый, белый фарфоровый стакан. Ножницы, принадлежащие Усте, – в ажурное изделие, состоящее из двух петель диаметром полметра и совсем коротеньких лезвий.

Но больше всего удивило экспериментаторов превращение пластиковой бутылки литрового объёма с минералкой в узкий четырёхгранный непрозрачный сосуд высотой в полтора метра!

– Ни фига себе! – озадаченно потянул себя за губу Прохор. – Это ещё что такое?

Саблин, обескураженный не меньше математика, оглядел сосуд со всех сторон, но от комментариев отказался.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам, – изрёк он глубокомысленно. – И мне тоже. Это ещё цветочки. Что будет, когда ты начнёшь экспериментировать с живыми биологическими объектами?..

– Одиннадцатый уже экспериментировал, – сказал Прохор, обходя сосуд, заполненный мутной жидкостью. – Говорит – незабываемые впечатления.

– Они людей трансформировали?

– Нет, людей нельзя, это уже уголовщина, чёрная магия, хотя ни о какой магии речь не идёт. Представь, что тебя превратили в крокодила.

Саблин представил.

– Ну и ничего особенного. Помнишь у Чуковского? «Жил да был крокодил. Он по улицам ходил, папиросы курил. По-турецки говорил…» Может, поэт тоже был формонавтом и занимался формотрансом?

– Не помню такого поэта.

– Он жил в двадцатом веке. Хорошим поэтом был, кстати.

– Не читал. Послушай, а почему минералка стала мутной?

– Выпали в осадок какие-нибудь соли.

– Какая же тогда это минералка?

– Что нам втюхивают, то и пьём.

Прохор взялся за эргион, и полутораметровый гранёный сосуд превратился обратно в пластиковую бутылку. Однако жидкость внутри так и осталась мутной.

– Никому нельзя верить, – покачал головой Прохор. – Написано: «Живая ключевая вода». А налили, наверно, из водопровода.

– Не суди того, чего не знаешь, – возразил Саблин. – Может, так и должно быть, химический состав вещества трудно восстановить, если он изменился. Спроси у «братца», он больше поднаторел на этих опытах.

– Спрошу.

– Будешь сегодня выходить из дома?

Прохор провёл ладонью по лицу, с надеждой посмотрел на друга.

– У нас никаких шансов?

Саблин сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь.

– Что ты имеешь в виду?

– Устя… без сознания до сих пор… кумекаешь? Они её специально затемнили… Долго ещё ждать, когда нам позвонят? И позвонят ли?

– Позвонят! Не дёргайся! – убеждённо отрезал Саблин. – Лучше подумай, что будешь делать, когда они позвонят. Это наверняка будет новая угроза: не согласишься – убьём женщин! Поэтому надо будет тянуть время. Я поднял на ноги всех, кого мог.

– Она где-то недалеко…

– Не понял.

Прохор поднял на приятеля покрасневшие глаза.

– Я чую… их держат где-то недалеко, может, даже в самой Вологде.

– Тем более мы их найдём! Крепись. – Саблин стукнул кулаком в плечо Прохора и поспешил к двери. У него тоже на душе скребли кошки, так как он понимал, что Валерия Охотникам не нужна, и они вполне могли избавиться от неё. Однако пессимизмом он не страдал и привык идти вперёд до конца.

День закончился в езде по городу с остановками у здания полиции и переговорами с теми, кто пытался помочь друзьям найти пропавших женщин. Уже поздно вечером Саблину неожиданно позвонил мужчина, услышать которого он не ожидал:

– Данияр Тимурович?

– Совершенно верно, – вежливо отозвался Саблин, пытаясь вспомнить, кому он давал свой номер. – С кем имею честь?

– Меня зовут Талгат Рахман, я «брат» Таглиба. – Говорили по-английски.

– Брат Таглиба… ах да, конечно, – сообразил Саблин, также переходя на английский. – Из одиннадцатого…

– Без лишних цифровых упоминаний, пожалуйста.

– Понял. Слушаю вас.

– Я в Москве, и у меня есть кое-какие сведения для вас, переданные одним уважаемым человеком.

– ДД?

– Ещё раз прошу – без точных имён и координат.

– Мой телефон на консорт-линии, не прослушивается.

– Тем не менее постарайтесь обойтись общими словами.

– Прошу прощения. Мы можем встретиться?

– Для этого я и прилетел.

– К сожалению, я не смогу выбраться в Москву в настоящее время, у меня… м-м… форс-мажорные обстоятельства.

– Я осведомлён. Утром я буду в Вологде и позвоню.

– Хорошо, буду ждать.

Голос в наушнике пропал.

Саблин послушал тишину и расслабился. Помощь «родича» араба из одиннадцатого числомира по имени Таглиб была бы нелишней, но чем он мог помочь конкретно, не считая рекомендаций от ДД, представить было трудно. И всё же Данияр почувствовал к нему расположение: не каждый иностранец решился бы посетить Россию ради помощи абсолютно незнакомым людям.

Уже поздно вечером Данияр «зашёл в гости» к «брату» – Данимиру из одиннадцатого числомира.

Данимир Саблин обедал в компании с пожилым толстяком, у которого был громадный лоб. Почуяв «гостя», он извинился перед собеседником, попросил пару минут на жизненную необходимость и вышел из кафе на улицу, в тусклый зимний день.