Книга Никто не хотел убивать, страница 2 – Фридрих Незнанский

«Хорошо. Что еще?»

«А сейчас расскажи мне о тех сотрудниках, которые работали с “Клюквой” и которые могли знать, на какой стадии обкатки находится опытный образец».

Вот тогда-то он и услышал о Савине как о молодом ученом, которому «светит большое будущее».

Тридцать лет, но на его счету уже три авторские запатентованные в Европе разработки, которые характеризуют его как перспективного ученого в фармацевтической отрасли. Сразу же после окончания института уехал во Францию, где несколько лет проработал в довольно крупной фармацевтической фирме, однако в силу каких-то обстоятельств вернулся в Россию, в Москву. По словам Шумилова, он самолично пригласил Савина на свою фирму, привлек к разработке «Клюквы» и до сих пор не жалеет об этом.

И вот теперь…

Савин убит. Савин, который, по мысли того же Антона Плетнева, являлся, пожалуй, наиболее привлекательным звеном в цепочке подозреваемых.

Убит как очень опасный, возможно случайный свидетель или же как исполнитель, которого следовало убрать сразу же, едва на него упадет хоть малейшая тень подозрения. Тень подозрения… А Плетнев уже приступил к «окучиванию», то есть к разработке, Савина. И если об этом стало известно заказчику похищения…

Экономический шпионаж? Возможно. И в таком случае, «перспективный» молодой ученый Савин… Впрочем, с выводами спешить не стоило. И в то же время за разработками такого уровня, как «Клюква», могла охотиться любая фармацевтическая компания мирового уровня, не говоря уж о родных, российских компаниях, фирмах и фирмочках, которых за последние пятнадцать лет столько развелось в одной лишь Москве, не говоря обо всей России, что скоро элементарных аптек хватать не будет, чтобы вытащить всю их продукцию на прилавки, да вот только люди почему-то болеют и мрут все больше и больше.

От этой мысли настроение испортилось окончательно, и Турецкий вновь мысленно вернулся к шумиловской разработке.

«Клюква»… Господи, надо же было придумать такое название!

Когда до лабораторного корпуса оставались считанные километры, а скорость из-за тех же пробок снизилась до десяти километров в час, он достал из кармашка мобильник, вытащил из «памяти» плетневский номер.

— Антон?

— Да, Саша, жду.

Несмотря на ту черную кошку, которая пробежала между ними, и нарочитую отчужденность самого Александра Борисовича, тот продолжал называть его «Саша».

— Уже на подъезде, — отозвался Турецкий. — Бригада приехала?

— Давно. Криминалисты уже заканчивают.

— Щеткин? Петя?

— Да, как вы и просили.

— Хорошо, ждите, скоро буду.

Припарковавшись у главного подъезда лабораторного корпуса, где неподалеку от «Скорой помощи» по-хозяйски расположились несколько милицейских машин, Турецкий взбежал по ступенькам и лицом к лицу столкнулся с Петром Щеткиным, который, видимо, заметил его из окна.

С Петром он был знаком давно, еще с институтских времен.

— Где он?

— Савин? В своей комнатушке лежит. Приказано не уносить до твоего приезда.

Они прошли в комнату, где за столом Савина что-то писал следователь, а ее хозяин…

Вот и угадай после этого, сколько отмерено «небесной канцелярией» — тридцать лет или семьдесят два года. Еще вчера о нем говорили как о перспективном молодом ученом, за которым большое будущее, а сегодня…

Мертвый Савин лежал на полу, в луже крови, и зрелище это было не из приятных.

Кивнув следователю, Турецкий покосился на двух криминалистов, которые уже заканчивали свою часть работы, повернулся к Щеткину.

— Что-нибудь есть сказать?

Щеткин чисто профессионально пожал плечами.

— В общем-то, ребята уже посмотрели… Смерть наступила ночью, где-то между двумя и тремя часами. Предположительно от удара по голове тяжелым тупым предметом.

— Кто обнаружил?

— Уборщица, в восемь тридцать утра. Тут же сообщила охраннику, ну, а тот уже — по инстанции. Мои ребятки уже допрашивают сотрудников.

— И?..

— Пока что ничего. По данным охраны, кроме самого Савина в лаборатории никого больше не было.

— Выходит, самострел? — усмехнулся Турецкий.

И снова Щеткин невнятно пожал плечами.

— Да как сказать… Не самострел, конечно, но не исключено, что тупым предметом мог быть и вот этот угол стола.

И он кивнул на заставленный пробирками, ретортами и колбочками рабочий стол, посреди которых красовалась ополовиненная бутылка довольно дешевого, явно самопального коньяка.

— Твои принесли или здесь уже было?

— Обижаете, гражданин начальник, — хмыкнул Щеткин. — Мои орды на выезде не пьют.

— А это?

— А это, судя по всему, с ночи осталось. Не допили. А возможно, что и не допил бедолага. Только тратился зазря.

— Пожалел волк кобылу, — буркнул Турецкий и еще раз окинув взглядом небольшую лабораторию, в которой творил младший научный сотрудник Савин, повернулся лицом к Щеткину. — Собаку, надеюсь, пускали?

— А толку-то, — отозвался Щеткин. — Чувствуешь, какой здесь запах? Видать, когда он падал, то какие-то ампулы на столе рукой зацепил и… Короче, наш Мухтар даже нюх потерял. Чихает, бедолага, как простуженная бельгийская лошадь.

У этого опера, многоопытного, как сельский сбор старейшин, все живые твари были «бедолагами», включая, естественно, и жмуриков, которых он столько перевидал за свои годы службы, что этого хватило бы на весь оперативный состав небольшого отделения милиции.

— Что и говорить, амбре похуже, чем в станционном клозете, — послышался от дверей голос Плетнева, и на порожке, заслоняя собой весь проем, выросла массивная, шкафоподобная фигура бывшего спецназовца. — Я тоже прочихаться не мог, когда зашел сюда.

Чтобы не уподобляться «чихающей бельгийской лошади», они прошли в коридор, где уже немного расслабившийся Щеткин пробурчал недовольно:

— Что за контора такая?.. Из всего начальства только психующий завлаб да какой-то нервный академик, с которым разговаривать, что на высокопоставленный труп выезжать. Всем ребятам успел кровь испортить. Будто не у них сотрудника замочили, а мы его в эту комнатень подкинули.

И он удивленно покрутил головой.

— Вот же хмырь!

«Академиком», судя по всему, был Ясенев, звезда первой величины в фармацевтике, как в свое время охарактеризовал его Шумилов, и Турецкий счел за нужное прервать разглагольствования Щеткина, который, видимо, и вправду нанюхался какой-то дряни в лаборатории Савина:

— Все, Петя, спасибо. И спасибо великое, что приехал. А теперь просьба. Как только будут результаты экспертизы — дай знать. Буду очень тебе благодарен.