
Онлайн книга «Пробить камень»
Щеткин продолжал гнуть свое, хотя, кажется, не очень верил в возможность согласия Меркулова. — Мне нужно несколько часов… У вас в прокуратуре есть предатель, и если вы еще не догадались, кто это, то только потому, что не хотите себе в этом признаться. Нет, я не могу поверить, чтобы вы об этом не думали. — И что, позволь спросить, ты намерен делать, — ну так, чисто теоретически, если выйдешь отсюда? — Я возьму его с поличным… А потом можете делать со мной что угодно. — Щеткин, наклонившись к Меркулову, спросил тихо: — Безо всякой юриспруденции, скажите по совести, Константин Дмитриевич, вы-то сами мне не верите, так? — Я здесь не для того, чтобы верить или не верить, — излишне громко, как показалось Щеткину, сказал Меркулов. — Что заслужил, то и получишь, можешь не сомневаться. На этот счет существует одна история. В Париже… хм, похоже, у меня сегодня какое-то французское настроение… Так вот, в Париже во времена гильотины повели на казнь одного осужденного. Было холодно, а путь оказался долгим. По дороге конвоиры остановились, чтобы подкрепиться вином. Будучи людьми добрыми, они протянули бутылку приговоренному. Он взял бутылку и, посмотрев на нее, сказал: «Надеюсь, ни у кого из вас нет заразной болезни». И только тогда выпил. Через полчаса его голова скатилась в корзину. — Ну, спасибо… — Чем богаты. Меркулов поднялся и вышел из комнаты. В коридоре он сказал конвоиру, стоявшему возле двери: — Отвезите подследственного на Большую Дмитровку — в Генпрокуратуру. Конвоир растерялся. Не то чтобы это требование было из ряда вон: людей вывозят из СИЗО — на следственные эксперименты или к высокому начальству, но все это происходит согласно заранее подготовленным документам, а тут… — Что вы смотрите, сержант?! — зарычал Меркулов. — Щеткин готов дать показания, но только мне лично, в моем кабинете! Я что, перед вами отчитываться должен о ходе следствия?! Я не могу тут терять время на всякую чушь! — Я… я должен получил приказ от начальника смены, а он… Меркулов неожиданно смягчился и кивнул: — Правильно, служба есть служба. Пять минут вам на все формальности, сержант. И чтобы через пять минут подследственный был в машине. Все ясно? — Так точно. Но… как же охрана?! — Поедете следом. — И, заметив секундное замешательство конвоира, Меркулов цыкнул: — Выполнять немедленно! Через пять минут машина тронулась, а еще через полчаса Меркулов заперся с подследственным в своем кабинете. Попросил секретаршу приготовить две чашки чая и бутерброды и предупредил, что в ближайшие несколько часов его ни для кого нет, хоть позвонит сам Президент Российской Федерации. Когда Клавдия Сергеевна принесла поднос с чаем и бутербродами, Меркулов спросил: — Колокатов у себя? — Он у генерального, помогает готовиться к совещанию. — Что, у генерального своих помощников нет? — недовольно сказал Меркулов. К секретарше реплика, впрочем, не относилась, она и сама понимала. — Все ясно. Вы свободны. Щеткин подошел к окну. Посмотрел вниз, покрутил головой. — Ничего себе… Меркулов спросил мрачно: — Ты хоть понимаешь, на что я иду? Щеткин, подумав секунду, кивнул. — Сколько тебе нужно времени? — А… сколько времени вы можете меня допрашивать? — Я-то могу хоть весь день, — сказал Меркулов. — Но так, чтобы это не вызвало подозрений у конвоя… я их отправил в комнату отдыха покамест… Так что часа два-три, думаю. Щеткин тяжело вздохнул. Зазвонил телефон. — Константин Дмитриевич, — сказала секретарша, — вы просили напомнить о совещании. В конференц-зале уже уйма народу, кажется, они вот-вот начнут. И секретарша генерального мне только что звонила. Константин Дмитриевич знал, что сегодня у генерального прокурора должно было проходить межведомственное совещание с участием руководителей силовых и правоохранительных структур, посвященное борьбе с коррупцией в их же собственных рядах. Присутствие Меркулова было настолько само собой разумеющимся, что даже не озвучивалось. Меркулов помнил свой последний разговор с генеральным на эту тему. «Еще в советские времена выпестовался целый клан — „чиновничество фактически несменяемое, привилегированное, стоящее над народом“… Знаешь, кто сказал? Ленин Владимир Ильич!» — пояснил генеральный. «А что! И не дурак ведь был, между прочим». «Очень даже не дурак», — авторитетно подтвердил генеральный. — Так что мне сказать? — напомнила секретарша о своем существовании. — Я не пойду, — сказал Меркулов после недолгого раздумья. — Если будут еще звонить, скажите, что у меня нет времени, потому что провожу важный допрос по реальному делу о коррупции в органах. При этих словах Щеткин невольно втянул голову в плечи. Меркулов посмотрел на него и сжалился. — Даю четыре часа, — сказал он. — Это потолок. Щеткин оживился: — Шесть, Константин Дмитриевич, а? Давайте шесть! — Это невозможно. Четыре с половиной. Что еще потребуется? — Машина. Деньги, наверно… Меркулов достал из кармана ключи, кинул Щеткину: — Черная «Волга». Номер на брелке. — Потом вынул из бумажника пять тысячных банкнот. Щеткин сунул деньги в карман. Открыл окно. Меркулов сел за стол. Отхлебнул чаю. С любопытством следил за Щеткиным, примеряющимся, как поудобней вылезти из окна. — Что за тип ты, Щеткин? И какого черта я тебе верю, вот скажи на милость? Щеткин оскалился: — Просто у вас интуиция хорошая… — Поживем — увидим. Но если ты через четыре с половиной часа не будешь здесь… — Давайте через пять, — предложил неисправимый Щеткин и оскалился. — Нет, вы посмотрите, он еще и улыбается! — поразился Меркулов. — Помню, я читал Александра Дюма: невзгоды — это четки, нанизанные на нитку нашей судьбы, мудрец спокойно перебирает их. Правда, хорошо сказано? Меркулов махнул на него рукой. Посмотрел на бутерброд. — Пожевать не хочешь на дорожку? Щеткин покачал головой и, не теряя времени, вылез на карниз. Меркулов доел бутерброд, включил телевизор погромче и прилег на диван. «Хоть высплюсь, — подумал он. — Пять часов…» Щеткин потянулся к водопроводной трубе. Перелез, ухватившись за нее двумя руками. Труба как-то нехорошо хрюкнула, но Щеткин уже продолжил свое движение — рядом была пожарная лестница. Правда, она обрывалась, не доходя до первого этажа. Он добрался до нижней перекладины и повис. |