Книга Крайняя необходимость, страница 62 – Фридрих Незнанский

Когда ударил гонг к объявлению победителя, публика разом стихла. Боксеры вышли на середину ринга; рефери стоял между ними, взяв их за руки, и ждал решения арбитров. Когда назвали имя, толпа опять взревела…

Гордеев вздохнул. Внутри зашевелилось что-то ностальгическое. Запах раздевалки, капа во рту, секундант, дающий бессмысленные советы, противник, готовый, как и ты, умереть, но не сдаться. Хорошее было время… Он и сейчас частенько захаживал в спортивный зал, чтобы поддержать форму, но это, конечно, был уже не тот градус напряжения и азарта, не тот драйв…

Через небольшой перерыв начался новый бой. Теперь на ринге были полутяжеловесы. Едва ударил гонг, возвещающий о начале первого раунда, Гордеев разглядел невысокого лысоватого человечка в третьем ряду, который размахивал сложенной газетой и вопил что-то вне себя от восторга. По описанию, которое дал Малышкин, он походил на мэра — сам Гордеев его никогда не видел.

Минут семь ушло у адвоката, чтобы постепенно, не привлекая внимания, протиснуться к нему, и вот до мэра было уже рукой подать, но дорогу вдруг жестко преградил телохранитель, выглядевший посерьезней ребят на ринге. Адвокат, готовый к чему-то подобному, сразу протянул свою карточку. От Терехина, который ее разглядывал, его отделяла пара метров, и они встретились взглядом. Терехин кивнул: пропустите, мол.

Гордеев подошел, поправил чуть помятую рубашку, кивнул на ринг:

— Хороший бой, а?

— А вы разбираетесь? — с интересом спросил Терехин и глянул в карточку. — Адвокат, значит, да? Гордеев? Что-то я про вас слышал…

— Немного разбираюсь. Сам когда-то боксировал.

— О, — сказал Терехин с уважением. — Присаживайтесь. Что у вас ко мне? Вы, кстати, по каким делам адвокат?

— По уголовным.

— Сейчас такое время, что все дела уголовные, — хмыкнул собеседник. — Олигархи вон на шконках сидят.

— И то верно.

— Я вас слушаю.

— Хочу сделать ставку, — со смехом сказал Гордеев. — Мне сказали, что вы держите подпольный тотализатор.

— Что?! — зарычал Терехин.

И телохранители начали вставать — теперь Гордеев увидел, что их два.

— Вы что себе позволяете?! — крикнул Терехин.

Один из телохранителей попытался заломить Гордееву руку за спину, но адвокат выскользнул, одновременно лягнув второго каблуком в голень, наверняка бедняге было очень больно — он натурально взвыл, удачно вписавшись в общий хор болельщиков. После этого пришлось врезать первому, он тоже рухнул с недоуменным выражением лица. Терехин вообще затрясся от ужаса.

«Хорошо начинаю, — подумал Гордеев. — Перспективно».

— Потом поговорим, — сказал он, собираясь делать ноги. И остановился. А когда, собственно, потом?! А, ладно, семь бед — один ответ! Он схватил парализованного страхом Терехина и толкнул перед собой.

— К-куда?! — пролепетал тот.

— На ринг! Шучу, на улицу давайте выйдем. Надо поговорить, это правда…

Через несколько минут они выбрались из Дворца спорта. В общем ажиотаже на них не обращали внимания.

— Какого черта вам надо? — зашипел Терехин, когда Гордеев затолкал его в свою машину.

Вместо ответа адвокат засунул руку в карман его пиджака и вернул свою карточку — Бог даст, все обойдется, ну а если так, то ни к чему оставлять свое имя таким вот материальным образом.

— Я же сказал: поговорить.

— Поговорить?! Вы что, рехнулись? Кто же так разговаривает?! И кто вам сказал про…

— Лучше молчите, — порекомендовал Гордеев. — Я честно пытался записаться к вам на прием. Но вы так заняты, что это совершенно невозможно.

— На прием? Ко мне на прием? — На лице мэра появилось недоумение. — Какой еще, блин, прием?!

— Слушайте, господин мэр, давайте не будем ссориться. Согласитесь, что никакого ущерба я вам не нанес. Ну потрепал немного ваших гавриков — так им это даже на пользу, а то они, кажется, форму растеряли, вы не находите?

Терехин сидел выпучив глаза и ничего не говорил. Потом открыл рот и вдруг засмеялся.

— Вы чего это? — удивился Гордеев.

Терехин замахал на него руками и разошелся пуще прежнего. Тут у него в кармане зазвонил телефон, он не глядя достал его и выключил, причем смеялся все больше.

«Истерика у него, что ли, — подумал Гордеев. — Да вроде бы нет».

Адвокат тяжело вздохнул, нашел в бардачке фляжку с коньяком и сделал хороший глоток. Посмотрел на Терехина:

— Хотите?

— Н-не… от-кажусь, — через силу сказал тот и тоже отпил. Поперхнулся и наконец смеяться перестал.

— Что за коньяк?

— «Кремлевский».

— А такой есть?

— Есть.

— Да, понтов и там немерено, — совсем уж странно для мэра выразился Терехин.

Гордеев в подобных ситуациях себя некомфортно чувствовал. Сидит человек, ржет как лошадь и ничего не объясняет. Собственно, кому охота ощущать себя дураком? А у Гордеева почему-то невольно возникло такое чувство, и чем больше его «пленник» смеялся, тем больше оно росло. В сущности, действительно веселого для него было мало — взял и выкрал мэра города, да еще и накостылял его телохранителям.

— Может, объясните, что вас так развеселило?

Вместо ответа Терехин сунул телефон в карман, а вместо него вытащил какую-то синюю корочку и протянул ее Гордееву. Тот открыл и узнал, что предъявитель сего является председателем попечительского совета благотворительного фонда «Ольвия» Щукиным М. М.

— Не понял, — вполне естественно сказал Гордеев. — Щукин — это вы?

Щукин улыбался. Но трудно было определить, доброжелательно или напротив. Гордеев не нашел ничего лучшего, чем спросить:

— А Эм Эм — это что значит?

— Михаил Михайлович. К вашим услугам. — Щукин М. М. насмешливо склонил голову. — Так, значит, вы меня за мэра приняли? — Он снова хихикнул. — Как же это вас угораздило?

— Да уж угораздило, — проворчал Гордеев. — По-другому и не скажешь.

— Ну возраст, лысина — это я понимаю… Но все же как-то глупо.

— А что такое «Ольвия»?

— Благотворительный фонд, вы же прочитали. Помогаем людям жить.

— Так вы меценат?

— Совершенно верно.

Гордеев молчал, пытаясь сообразить, не нажил ли он себе неприятностей больше тех, на которые рассчитывал. Теперь он вспомнил, что у телохранителей председателя попечительского совета был слегка «прибандиченный», как это сейчас говорится, вид.

— А что от мэра-то было нужно? — спросил меценат.

— Это я ему лично объясню.

— А я не смогу тебе помочь? — Меценат окончательно ожил и начал тыкать.