Онлайн книга «Кто есть кто»
|
Кулешов улыбнулся: – Не могу. Не имею права, гражданка Удогова. На стадии расследования телефонные разговоры обвиняемых допускаются лишь в исключительных случаях по особому разрешению. – Ну вы разве не видите, что у меня как раз исключительный? Кулешов покачал головой: – Пока я вижу только то, что вы утверждаете какие-то фантастические вещи, гражданка Удогова. – Я не Удогова, – устало повторила Вера. – Чем вы это можете доказать? – У меня есть сын, – не унималась Вера. – И где он? – Он пропал! – Давно? – Следователь и не пытался скрыть своего недоверия. Она вскочила и больно ударилась головой о стенку, потом сорвала со стены глянцевый календарь, с которого широко и призывно улыбалась Шарон Стоун, и принялась рвать его руками и зубами на мелкие кусочки. – Вы садист и извращенец. Это заговор, кто-то хочет от меня избавиться. В дверь осторожно заглянул дежурный контролер СИЗО, но Кулешов тут же успокоил его: – Все в порядке, я справлюсь. – Когда дверь за контролером закрылась, он подошел к Вере и, положив ей руку на плечо, попробовал усадить на стул. – У всех людей еще живы деструктивные, антисоциальные, антикультурные традиции, и бывает так, что эти стремления настолько сильны, что полностью контролируют поведение. – Мой сын узнал бы меня с любым лицом, но они его похитили!!! – Кто «они»? – Не знаю я. – Она обессиленно рухнула на стул. – Выясните, я вас умоляю, вы должны мне поверить, это просто какое-то чудовищное недоразумение. В конце концов, есть же стоматологическая карта, найдите ее и проверьте. – В какой именно стоматологической поликлинике? Кулешов снова кому-то позвонил: – Алексеев? Нужно проверить стоматологию на улице Свободы, метро «Сокол». Карточка на имя Удоговой Зои Умалатовны. – Веры Кисиной! – заорала Вера что есть мочи. Кулешов насмешливо глянул на нее и положил трубку во внутренний карман. – Не нервничайте так. Не надо. – Я этого больше не вынесу. Господи! Ну за что вы меня так мучаете? Господи! – Вы верите в Бога? – А в кого же мне еще верить после этого? Мне плохо. – Вот видите: кроме собственного, личностного невроза вы еще впадаете в невроз общественный. Да-да, с некоторыми оговорками религию можно назвать общественным неврозом. Правда, частный невроз куда опасней общественного, ибо он отрицательно влияет на ваше личное физическое состояние… – У меня был перелом левой ноги, и это тоже должно быть где-то зафиксировано, в каких-то документах в поликлинике. Кулешов был недоволен. Он снова взялся за телефон, не отвлекаясь от развиваемой мысли: – Однако религию можно назвать и антиневрозом, так как она помогает растворять частные неврозы и сглаживать социальные противоречия. Так что в вашем случае, возможно, это не так уж и страшно… Алексеев? Это снова я… Проверь поликлинику. Муниципальный округ Даниловский. – У меня болит голова. – Я верю, но мы так и не сдвинулись с мертвой точки. Хоть что-нибудь об этих финансовых документах я сегодня услышу? – Я в них ничего не понимаю. – Вы же банковский работник, – спокойно возразил Кулешов. Вера ничего не ответила, а только тихо завыла, сидя на табурете. Следователь решил прервать допрос, но ненадолго, главное – не позволить ей расслабиться и собраться с мыслями. – Если вы настаиваете на том, что вы Кисина, и хотите убедить в этом следствие, – голос Кулешова стал подчеркнуто официальным, – постарайтесь вспомнить все, я подчеркиваю, все факты, которые помогут установить вашу личность. Идите! Вера с трудом дождалась отбоя. Преодолевая отвращение, она подошла к параше и незаметно собрала в кулек из старой газеты обильно рассыпанную вокруг унитаза хлорку. Можно ли таким образом отравиться и сколько следует проглотить этой дряни, она в точности не знала. Говорят, соли нужно съесть целый стакан, чтобы добиться летального исхода. Она зажмурилась и глотнула маленький комок. На вкус он был обжигающий, как порошковая водка или даже сухой спирт. Придется умять все это большими кусками, иначе не осилить. Вера затолкала в себя целую пригоршню. Внутри все пылало. Ей сделалось дурно. В нос ударил отвратительный запах. – Эй, бабы! Какая сволочь бздит! – вознегодовала толстуха, лежащая на соседних нарах. Вера зажала рот рукой, но непроизвольно икнула. Толстая соседка фыркнула и открыла глаза. Она поняла все сразу, не говоря ни слова, несколько раз сильно ударила Веру по лицу, выбила из рук банку. Затем бросилась к двери и принялась барабанить и дико кричать. – Самоуби-и-и-ийство!!! Веру поволокли в душ, она уже почти ничего не чувствовала. Начали насильно поить водой, но от этого ей становилось только хуже, внутри бушевал пожар… Очнулась она в лазарете, в отдельном боксе, пристегнутая ремнями к койке. Рядом суетилась пожилая медсестра, что-то прибирала на полу. В сторону Веры даже глянуть боялась. «Неужели я так страшно выгляжу?» – подумала Вера. Появился врач: – Два дня ничего не есть, пить побольше воды, – он расстегнул ремни, – хлорная известь – средство исключительно наружное, вам понятно? Вера отвернулась и про себя послала его подальше, но он, очевидно, и так все понял. – После обеда возвращаетесь обратно в камеру. – Так, значит, вы пытались покончить с собой? Она кивнула: – Теперь я жалею, что неудачно. Она вдруг огляделась по сторонам, встала с табуретки и подошла ко мне. Перегнувшись через стол, она прошептала, глядя мне прямо в глаза: – Меня хотят убить. Она быстро вернулась на свое место. – Вы не преувеличиваете? – недоверчиво спросил я. Она помотала головой. – Тогда скажите, кто, зачем и как вам удалось об этом узнать. – Я не знаю. Мне так кажется. Поймите, это липовое нападение на милиционера – просто предлог, чтобы засадить меня в тюрьму. А здесь или в лагере жизнь не имеет никакой цены. Поэтому, если меня убьют, никто не обратит внимания. – Но почему вас должны убить? Она пожала плечами: – Я не знаю. – Хорошо, у вас есть какие-то догадки, для чего вас сюда упрятали? Ведь если это правда, то эти люди произвели большую работу – я проверял и домовую книгу в ЖЭКе, и карточку в поликлинике. И даже к вам на работу ходил. В ее глазах блеснул огонек надежды: |