Книга Кто будет президентом, или Достойный преемник, страница 26 – Фридрих Незнанский

— С осторожным все гораздо проще, — улыбнулся Андрей. — Они так тщательно и усердно скрывают свои мысли, что в конце концов эти мысли проступают у них на лице. Как огненные буквы в воздухе на пиру царя Валтасара. Это из Библии, — пояснил Андрей.

— Спасибо, я догадался.

Турецкий замолчал. С минуту в машине никто не разговаривал.

— Вы не обиделись? — спросил Андрей.

— На что?

— На мои шутки.

— Так это были шутки?

Андрей обнажил в улыбке ряд мелких белоснежных зубов.

— Конечно! Трюк, которым я развлекаю приезжих. Виктор, подтверди!

Водитель, по-прежнему не произнося ни слова, важно качнул головой.

— Вот видите, — сказал Андрей. — Увы, я не похож на Гудини или Мессинга и не умею делать чудеса.

Некоторое время оба молчали.

— Что насчет соперников Мохова? — спросил Турецкий. — Они очень сильны?

— Вы имеете в виду соперников на грядущих выборах? — уточнил Долгов.

— Именно.

— Я бы не сказал, что у Виктора Олеговича есть реальные соперники, — довольно пренебрежительно произнес Андрей. — Соцопросы показывают, что за Мохова проголосуют как минимум тридцать процентов населения республики. Все остальные конкуренты — а их трое — и вместе столько не наберут.

— Кто они?

— Один, Володин, — коммунист, лидер заводского профсоюза. Второй, Андреев, довольно крупный бизнесмен. Но Мохову он не конкурент. И третий, Сваровский, — тоже бизнесмен, но в политике он недавно. И, в отличие от двух других конкурентов, к Виктору Олеговичу он относится хорошо. Они даже дружили в молодости.

— Ну это ни о чем не говорит, — заметил Александр Борисович.

— Напротив, — возразил узкоглазый помощник, — Виктор Олегович любит ностальгировать, поэтому к друзьям юности относится очень хорошо.

— А они к нему? — осведомился Турецкий.

— Тоже неплохо. Со Сваровским, например, они довольно часто встречаются на разных благотворительных мероприятиях. Они оба — известные в республике меценаты. И всегда встречаются по-хорошему.

— Тем не менее сейчас они соперники.

— Формально да. Но Сваровский пошел в политику не корысти ради. Для него это что-то вроде… очередного развлечения. Как, например, коллекционирование картин.

— Ничего себе — развлечение, — хмыкнул Турецкий, вставляя в рот сигарету.

— Он может себе это позволить, — пожал плечами Андрей Долгов. — Есть такая поговорка: «Каждый борется со скукой по-своему». Способ Сваровского ничем не хуже других.

— Так, значит, Сваровский — бонвиван? Любитель развлечений? — уточнил Александр Борисович.

— В какой-то степени да, — кивнул Андрей. — Этим он и отличается от Виктора Олеговича. Виктор Олегович — труженик. Он хочет принести людям реальную пользу. Служить им.

— А Сваровский?

— Сваровский хочет поиграть в благодетеля. Он поэтому и в благотворительных акциях участвует. Но он не зол и вреда никому причинить не хочет. Я бы определил его как скучающего мизантропа.

— А двое других? Вы могли бы дать им такую же короткую и исчерпывающую характеристику?

— Ну… — Андрей замялся. — Володин — идиот. На всех митингах кричит про «рабочую жилку» и «торжество идей коммунизма». Андреев — человек деловой. Но он не боец. Довольно трусоват, не любит рисковать. Предпочитает иметь «воробья в руке», чем гоняться за «журавлем».

— Но в политику все же пошел, — возразил Александр Борисович.

— Ну да, пошел, — признал узкоглазый помощник. — Но далеко в этом деле не двинется. Ему не хватает лидерских качеств.

— Которые есть у Мохова?

— Да. Которые есть у Мохова, — отчеканил Андрей не терпящим возражений голосом. — В сравнении с Моховым эти двое — просто пигмеи.

— А Сваровский?

— Сваровский фигура поинтереснее, но он не политик. Он из тех игроков, которые не могут играть на долгой дистанции. Ему нужно все и сразу либо не нужно совсем. Поэтому политика ему скоро надоест. Он просто выдохнется.

— Ясно.

* * *

— Александр Борисович, здравствуйте!

Мохов вскочил с места и бросился к Турецкому с вытянутой рукой.

— Вечер добрый, — улыбнулся не ожидавший такой бурной реакции на свой приезд Турецкий, пожимая протянутую руку.

Андрей тоже смотрел на Виктора Олеговича с легким удивлением, он никогда еще не видел Хозяина таким возбужденным.

— Проходите! Присаживайтесь в кресло! Да-да, сюда! — продолжал хлопотать хозяин кабинета.

— Спасибо, — слегка смутился Турецкий.

«Похоже, дело действительно дрянь», — подумал он, разглядывая Мохова.

— Так, значит, вы тот самый Турецкий, — продолжал нести околесицу Хозяин.

— Смотря что иметь в виду под «тем самым», — ответил Александр Борисович.

— Тот самый, который вывел на чистую воду главных коррупционеров Москвы, который разоблачил несколько террористических организаций, который…

— Пожалуй, хватит для начала, — заметил с усмешкой Александр Борисович.

— Ничего страшного. Как видите, слава идет впереди вас. Такое часто бывает, уж вы мне поверьте. — Виктор Олегович посмотрел на Андрея и сделал широкий жест рукой в сторону Турецкого.

— Вот, Андрюша, — возбужденно произнес он. — Перед тобой лучший следователь Москвы. По крайней мере, так мне его рекомендовали.

— Не все рекомендации правдивы, — тихо заметил Андрей, испытав небольшой укол ревности.

— Ну-ну, не будь таким недоверчивым, — проговорил, возбужденно блестя глазами, Виктор Олегович.

— Он прав, — спокойно сказал Турецкий. — Я действительно раскрыл несколько дел, но не стоит раздувать из мухи слона. Дела-то были плевые.

Внимательно разглядывая Мохова, Александр Борисович понял наконец причину его возбужденного состояния. Кандидат в президенты республики был попросту пьян. В дым, в шоколад. Удивительно, что он еще не рухнул на пол. Турецкий и сам умел пить как лошадь и при этом оставаться на ногах, но, судя по двум пустым бутылкам в урне, организм Виктора Олеговича был сделал из очень прочного материала.

— Константин Дмитриевич Меркулов никогда ничего не говорит зря! — возразил Мохов. — А он дал вам самые высокие рекомендации. Правда, я так и не понял, за что вас турнули из Генпрокуратуры?

— Так вы работали в Генпрокуратуре? — тихо спросил Андрей, с удвоенным любопытством глядя на Турецкого.

— Да не просто работал, а был лучшим «важняком», — снова сломанным органом прогудел Мохов. — Так за что вас оттуда, Александр Борисович?