Книга Кто будет президентом, или Достойный преемник, страница 48 – Фридрих Незнанский

«Допрос» тем временем продолжился.

— Ну, хорошо, — сказал Пиджак уже более подсушенным голосом. — Допустим. Допустим, что гражданин Гирин был хакером. Откуда у вас была такая информация?

— В Интернете прочел, — ответил я.

— На каком сайте?

— Увы, не помню.

Тут Пиджак снова позволил себе улыбнуться. Посмотрел на партнера, тот, однако, во все глаза таращился на меня. И взгляд у него был такой, словно он собирается меня сожрать. Целиком и в сыром виде. Пиджак кашлянул в бледненький кулачок и поинтересовался:

— И как? Гирин действительно оказался хакером?

— Нет. Это была дезинформация. Как только это выяснилось, мы тут же расстались.

— Забавно. У вас богатое воображение, Александр Борисович.

— Спасибо. Вы не первый, кто это заметил.

И тут в ход пошла тяжелая артиллерия. Свитер вскочил с места, навалился на стол, опершись на пудовые кулаки, и заорал, как рожающая медведица:

— Бросьте валять дурака, Турецкий! Вы не в цирке! Извольте говорить серьезно!

«Злой полицейский» в чистом виде. (Хоть бы разбавил для порядка.) Пиджак нежно тронул коллегу за рукав:

— Тише, Андрей Палыч, тише. Александр Борисович просто шутит. Такое у него сегодня настроение. Правда, Александр Борисович?

— Мне плевать, какое у него настроение! — снова рявкнул Свитер. — Сидит тут и издевается! В лицо нам плюет!

Все это продолжалось еще с минуту. Я пережидал бурю, покуривая сигарету и равнодушно глядя в окно. Когда мне стало совсем скучно, я сладко зевнул. Свитер при виде моего раскрытого рта едва не задохнулся от ярости. Поток слов прервался, он замолчал и хрипло задышал, вращая глазами.

Костюм снова тронул его за рукав.

— Ладно, — примирительно сказал он. — Успокойся, Андрей Палыч.

— Мудрое замечание, — поддакнул я. — Мне мама рассказывала в детстве, что нервные клетки не восстанавливаются. А у вас они…

— Молчать! — рявкнул Свитер и громыхнул кулаком об стол.

Стеклянный графин, стоявший на столе, подпрыгнул и опрокинулся. Вода плеснула Пиджаку на колени.

— А-а-а… — тихо вскрикнул он. — Что ж ты делаешь, придурок?

Последнее выражение явно относилось к Свитеру, а не к графину. Свитер заметно стушевался.

— Извини, — виновато промямлил он и, вынув платок, бросился вытирать мокрые колени Пиджака.

Поначалу этот маленький спектакль меня занимал. Но вскоре мне надоело смотреть на эту пошлую возню двух взрослых и глупых мужчин, некрасивых и неуклюжих.

Я затушил сигарету в пепельнице и хотел встать, но тут Пиджак пришел в себя и затараторил:

— Продолжим, пожалуй. Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Максимом Вороновым?

— При загадочных, — ответил я, насмешливо глядя на то, как Свитер полирует платком мокрые колени Пиджака.

Пиджак перехватил мой взгляд и грубо оттолкнул помощника. Сверкнул на меня взглядом и резко спросил:

— Почему вы молчите, Турецкий?

Вот так так. Выходит, они поменялись ролями. Теперь Пиджак стал «злым полицейским», а Свитер… Свитер выпустил пар и окончательно сдулся, превратившись в полное ничтожество. Сидел на стуле, понурый, и разглядывал колени (на этот раз — свои).

— А ты чего сидишь? — заорал Пиджак на опозорившегося коллегу.

— А что мне, руки ему выкручивать? — угрюмо отозвался Свитер.

Пиджак взглянул на него испепеляющим взглядом. Ей-богу, будь я на его месте, от меня осталась бы лишь кучка пепла. А он ничего, даже не задымился. Мужик!

— Турецкий! — снова окликнул меня озверевший Пиджак. — Какого черта вы молчите? Кажется, я ясно спросил: когда и при каких обстоятельствах познакомились с Турецким?

— С Турецким я познакомился чуть меньше пятидесяти лет назад, — серьезно сказал я. — Впервые увидел его в зеркале. С тех пор мы неразлучны. Честно говоря, за полвека этот фрукт сильно мне надоел. Но избавиться от него не получится. Ни при каком раскладе.

Пиджак побагровел.

— Вы… я… — начал пыхтеть он.

— Да, да, я слушаю.

— Я… вы…

И тут я снова зевнул. Теперь это походило не на спектакль, а на цирк. Два клоуна — Бим и Бом, Пиджак и Свитер. Два нервных, несмешных клоуна.

— Ладно, ребята, — сказал я, вставая. — Захотите со мной поговорить еще раз — пришлите повестку. Или приходите сами. Только наручники не забудьте, потому что добровольно я с вами не пойду.

— Почему? — растерянно произнес Пиджак.

Я сдвинул брови, глянул на него самым замороженным из своих взглядов и процедил сквозь зубы, подражая герою старого вестерна:

— Потому что вы мне не нравитесь. И не попадайтесь на моем пути, ребята, если не хотите, чтобы я надрал вам уши.

На этом наше общение кончилось. Точнее сказать, они готовы были его продолжать, но я — нет. В коридоре пара дюжих милиционеров попыталась было применить ко мне силу. Но, как говорится, это уже совсем другая история.

Вот и весь рассказ. Надеюсь, Константин Дмитриевич, он тебя позабавил? Я старался быть искренним. Кое-что, конечно, пришлось слегка приукрасить, но ведь на то мы и писатели, чтобы «художественно преломлять» действительность. Вот я и преломил.

Все, устал. Иду спать.

Спокойной ночи, милый, милый дневник! Чмоки-чмоки!»

16

Мохов, развалившись в кресле, пил чай из стеклянного граненого стакана, вставленного в медный монументально-«советский» подстаканник. Пил шумно, как делал это всегда, и Андрей Долгов, примостившийся на кожаном диванчике, незаметно поморщился. Вернее, он думал, что незаметно, а он наметанного взгляда Хозяина эта гримаса не ускользнула.

— Морщишься, — насмешливо проговорил Виктор Олегович. — Ну-ну. Пора бы уже привыкнуть.

— Вам показалось, — сказал Андрей ровным, спокойным голосом.

— Тебя послушать, так мне все время что-то кажется да мерещится, — парировал Мохов недовольным голосом.

Он снова отхлебнул из стакана, причем сделал это еще громче, чем прежде. Долгов выдержал это испытание с честью. Даже бровью не повел.

— Как вы сегодня? — вежливо поинтересовался он.

Хозяин прищурил маленькие, бесцветные глаза.

— А что сегодня?

— Ну, вчера вам немного нездоровилось.

На губах Виктора Олеговича появилась кривая усмешка.

— Ох, Андрюша, когда ты уже научишься называть вещи своими именами? Вчера я был пьян. В дым, в шоколад. В задницу! А здоровье у меня железное.

Долгов покачал головой: