Онлайн книга «Самоубийство по заказу»
|
– Письмо. Я сунул руку за отворот пиджака и увидел его недовольную гримасу. – Я вас прошу… Тут же наши люди кругом. Оставьте эти шутки, Александр Борисович. Зачем вам это? Что за глупые эмоции? Тем более, теперь? А я молча вынул пистолет из наплечной кобуры, подержал перед собой и приставил к своему виску. Я не знал, что смерть приходит так тихо. Успел только услышать слабый щелчок бойка, и сразу же надо мной раскололось небо. А потом, как через вату, услышал пенье райских птиц. Странно они пели, как всполошенные вороны. И постепенно, все через ту же вату, стал нарастать какой-то треск, переходящий в грохот. И запахло чем-то кислым, напоминающим пороховой дым. И, наконец, я услышал крики. Так орут во время облавы на бомжей, когда «Стой, сучара!» – чуть ли не самое вежливое выражение. Кажется, я сел. Как-то сфокусировал взгляд и понял, что сижу на утоптанном гравии аллеи. Меня качало из стороны в сторону. И тут я увидел Бога… Сам Господь очень мне знакомой, развалистой походкой, с пистолетом в опущенной руке, приближался ко мне по аллее. И шел он так, будто Спаситель наш только что утихомирил бурю на Генисаретском озере… Я только потом понял, откуда появилось такое сравнение. Я ж перед тем, как войти в парк, зашел в церковь Вознесения Христа и поставил там свечку на помин собственной души. А потом произнес слова, которые сами пришли мне в голову: «Господи, прости мои вольные и невольные грехи… Впрочем, насчет невольных Ты не обращай внимания, это все – лукавство, в чем и каюсь…» И теперь Спаситель шел мне навстречу в образе… Славки Грязнова. Он увидел, что я уже вижу его, и закричал: – Ты чего творишь, засранец?! Святость момента словно сдуло. А Грязнов все шел по аллее, почему-то прихрамывая и матерясь, судя по движению губ и выражению его лица. Он крепко встряхнул меня и помог встать на ноги. – Живой? – Сам не знаю, – ответил ему. И действительно не знал. – Да вроде целый, – он озабоченно оглядел меня. А вокруг все продолжало трещать, орать и стонать, главным образом, из-за пышных кустов цветущей сирени. – Их тут, как вшей у бомжа, – сказал Славка, и показал мне на извивающегося на земле, лежащего возле опустевшей лавочки Ивана Ивановича. Над ним возвышались двое рослых парней в сбруе ОМОНа. – А этот – господин Арбатовский, адвокат и член. С смысле, член коллегии адвокатов. Срока братве скашивает, тот еще говнюк. Попался, наконец. – А подальше лежали на земле еще двое – явные трупаки. – Слышь, мудила, – Славка снова повернулся ко мне, – как же ты посмел? – Славка, уйди… – Это все, что я мог сказать. – Что, стыдно? – Да, – честно ответил ему я. – Молодец, прощаю. А стыд, Саня, не дым, глаза не выест. Пошли, серьезный разговор есть. – Куда? – не понял я, все-таки башка еще варила туго. – Обратно, старик. В жизнь, твою мать! Вот так бы и дал!.. Он сунул свой, ненужный уже пистолет в карман и поднял с земли мой, которым я так бездарно попытался застрелиться. Зачем-то понюхал ствол. – Ничего не понимаю, – сказал я. – Да где тебе! – сердито ответил он. И тут из-за поворота аллеи выскочил длинный и рыжий Дениска. – В порядке? – закричал он. – А то! – ответил Грязнов-старший. И тут, кажется, до меня дошло… Кого я видел вчера последним?… – Дениска, это мой пистолет? – я готов был схватить его и хорошенько встряхнуть. Как только что Славка – меня. – Да ты чего?! – Славка в искреннем изумлении уставился на меня, как на полного идиота. - В самом деле, застрелиться, что ли, хотел?! Дениска, объясни этому… – он не сказал все же, кому, – что его «макарыч» у тебя, у него – твой. Не надо было теперь иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться. – Илона? – спросил я. – А к тебе же на другой козе и не подъедешь! – захохотал Славка. – Верно, племяш? – Твой кадр? – спросил я у Дениски, и тот ответил мне самой наглой из всех ухмылок, которые я когда-нибудь видел: – А ты ей, между прочим, здорово понравился, дядь Сань. Так что отныне я ничего не могу исключить… – Что ты имеешь ввиду?! – почти зарычал не него дядька. – Я – ничего, – Денис, кажется, продолжал наглеть, – это пусть теперь уж они сами решают, в интимной обстановке… введу – не введу… – Понял, кого воспитали? – возмутился Славка и, показав на трупы и все еще лежащего ничком Ивана Ивановича, отдал распоряжение: – Всех этих – убрать! У центральных ворот стояла черная «Волга» с маячком. Сзади, выставив ногу наружу, сидел Меркулов. Увидев нас со Славкой, он приставил свой указательный палец к виску и покрутил известным образом, показывая, что он думает по поводу своего «любимого» сотрудника. – Стыдно? – повторил он Грязнова. Я кивнул. – Все! – подвел черту Костя. – Извинился, и поехали дальше. Забыто. Да, Вячеслав? – А ты, собственно, о чем? – искренно удивился Славка. – Вот черти! – засмеялся Костя. – Садитесь, говорю, поехали… Вечером, когда мы со Славой решили все же надраться – причина-то была, он вдруг вспомнил: – Покажи, – говорит, – свою писулю хоть. Поглядеть, что ли, чего ты им написал в отказном заявлении? А я, честно говоря, уже и забыл, чем занимался весь предыдущий вечер, сидя в Нинкиной комнате с ее же фломастерами в руке. Я вынул из пиджака конверт, который ожидал получить от меня адвокат – в обмен на кейс с тремя сотнями тысяч баксов. Мне бы посмеяться сейчас, а стало отчего-то грустно. Нет, надо обязательно выпить… Славка вскрыл запечатанный конверт, развернул лист бумаги и… чуть не подавился. Так долго хохотал. Ну, конечно, я ведь очень старался, в первый раз занимаясь этим. На листке я цветными фломастерами очень старательно изобразил большую фигу. Со своей, между прочим, срисовывал. Нет, художник из меня все равно не получится. Раньше надо было начинать. Может, прославился бы. И не ловил бандитов…» – А дальше можно? – спросила Катя. – Дальше тебе будет неинтересно. Там – специфика. Мои соображения по фигурантам. Да и фамилии тебе ни о чем не скажут, хотя они были слишком хорошо известны в достаточно узких криминальных кругах. Потапчук один чего стоил… – А я вспомнила, ты еще упоминал имя – Илона. Красивая женщина? – Ты ж, наверняка, слышала наш со Славкой разговор. Таких больше не делают. Штучная партия. – Я, между прочим, и другое слышала… – в ее голосе прозвучала хвастливая нотка. |