Книга Лекарство для покойника, страница 38 – Фридрих Незнанский

В 1997 году «Дух» вступил на фармацевтический рынок, получив краткосрочную лицензию и контракты с несколькими мелкими немецкими и швейцарскими фирмами. В 1998 году их лекарства впервые стали продаваться в России.

Вот тогда-то «Дух» и попал в поле зрения ГУБОПа.

«Махаон» Леонида Богачева не имел к этому отношения. И у «бультерьера» имелись косвенные доказательства этого. Несколько приватных встреч, которые происходили в Москве и за которыми ГУБОП внимательно следил, неизменно заканчивались почти на грани скандала.

Это же подтвердил и Дмитрий Трофимов, с которым Турецкий связался, когда выехал с Огарева, засунув в кейс пачку фотографий «псов» – Ставинского, Володиевского и Юзефовича. Трофимов отказался от немедленной встречи, сославшись на занятость на новой службе – в охране коммерческого банка.

– Устанавливаем сигнализацию. Не могу отлучиться.

– Но я завтра улетаю в Польшу. Это срочный вопрос.

– Что ж тут поделаешь. Счастливого пути.

– Тогда давайте я сам к вам приеду, – демократично предложил Турецкий. – Диктуйте адрес.

– Александр Борисович, вы же понимаете, если вас здесь увидят, эдакого мэтра из Генпрокуратуры, задающего мне вопросы, моей карьере просто каюк. Никакой дядя не поможет.

– Да кто там меня знает?! – возразил Турецкий.

– Уж поверьте.

– Ну ладно. Тогда просто объясните, в чем была суть встреч Богачева с поляками.

– Мне кажется, они друг друга боялись. Богачев боялся, что они ему впарят какую-то липу, а те трое боялись, что если поругаются с ним окончательно, то Богачев просто перекроет им в России кислород.

– А что, это было действительно в его власти? – удивился Турецкий.

– Думаю, да, – после паузы сказал Трофимов.

– Но почему?! Кто он был такой, в конце концов? Ну хозяин фармацевтического концерна, ну и что?

– Александр Борисович, вы как с луны свалились, – терпеливо, словно душевнобольному, разъяснил Трофимов, – людям свойственно иметь родственников.

Тебе-то уж точно, подумал Турецкий. Кстати, не зря Богачев боялся, что поляки «впарят ему липу». Как в воду глядел.

Кстати, не грех было узнать, что там происходит с семейными связями бывших охранников Богачева. Он тут же набрал номер телефона Грязнова.

– Слава, как живешь?

– Фигней всякой маюсь, – буркнул Грязнов. – За этим проследи, того найди, этих останови. Просто детская комната милиции. Говори скорей, чего хотел, надо к министру на прием топать.

– Воскресенская Зоя Федоровна, – напомнил Турецкий. – 1975 года рождения, студентка Московской медицинской академии им. Сеченова, гражданская жена Дмитрия Трофимова и племянница Томского А. В. наблюдению все еще подлежит?

– Ну и память у тебя! Подлежит, подлежит. И сам Томский, вернее, его квартира – тоже подлежит.

– Ага, значит, и ты, старый хрыч, еще кое-что помнишь. Ну и как она?

– Да ты что думаешь, я сам у нее под окном дежурю? – возмутился Грязнов. – Понятия не имею. Куда тебе перезвонить?

Через полчаса, когда Турецкий был в своем рабочем кабинете и терпеливо составлял список вещей, необходимых в дорогу, Грязнов перезвонил.

– Саня, извини, но Томский у себя дома не появлялся. А Воскресенская вообще пока что чиста, как мой холодильник. С дядей не встречалась, и вообще ничего подозрительного.

– Откуда такая уверенность?

– Воскресенская сломала ногу. Сидит дома уже несколько дней. Так что еще раз извини.

– Что ж ты извиняешься, если человек ничего плохого не сделал?

– Работа такая, – буркнул Грязнов. – Ты что вечером делаешь? Я звонил тебе домой, Ирина сказала, что вы поругались. Давай поужинаем у меня.

– Ты же сказал, что твой холодильник чист, как Воскресенская.

– Наоборот. Ну не важно. Или съездим куда-нибудь.

– Слава, сегодня вечером я буду ужинать в Польше. Холера ее возьми.

– Это что, новый ресторан?

Меркулов. Москва. 1 сентября, 17.14

На улице ждала служебная машина. Ведь Турецкий до сих не смог открыть свою. Он наконец сообразил, что ключи, вероятно, забросил в кейс, когда собирался в гостинице. В результате они пропали вместе со всем остальным. Неизвестно еще у кого в итоге в руках оказались. Хорошо еще, что ключи от московской квартиры и рабочего кабинета он всегда носил отдельно.

Турецкий уже запирал кабинет, когда раздался телефонный звонок. Он на секунду задумался и возвращаться не стал. Все знают, что он через полтора часа улетает, кому надо – найдут. Но лучше бы оставили его в покое.

Он попрощался с двумя встретившимися в коридоре коллегами и пошел было к лестнице, но, не дойдя до нее, был остановлен негромким окриком Меркулова. Выглядело это так:

– Так и знал, что трубку не станешь снимать, – сказал Константин Дмитриевич.

Турецкий прислушался к своему кабинету. Телефон продолжал звонить.

– Это ты, что ли? – не поверил он.

Меркулов кивнул и постарался развернуть Турецкого в обратную сторону. Тот не поддавался.

– Но ты же здесь стоишь, а телефон – звонит.

– Ну и что такого? Я набрал, потом положил трубку на стол и побежал за тобой, – признался заместитель Генерального пркурора.

– Приятно слышать. Наверное, хочешь вручить мне медаль. Или премию?

– Не угадал. Дай мне твое командировочное удостоверение. Там в него закралась ма-аленькая ошибочка.

– Какая может быть ошибочка?! – не поверил Турецкий. – Страну назначения перепутали? Я опаздываю на самолет. Меня ждут пан Ставинский, пан Володиевский и пан Юзефович, да еще в Шереметьево какой-то тип из «Махаона».

– Никуда ты не опаздываешь! И никто тебя не ждет. Давай командировочное.

Турецкий ворчливо извлек документ.

Меркулов удовлетворенно пробежал его глазами, затем порвал на четыре части, засунул остатки в карман льняного пиджака и торжественно заявил:

– Не было такого!

Турецкий. Москва. 1 сентября, 17.55

Меркулов, как всегда, уже знал нечто такое, чего не знал никто, уж во всяком случае Турецкий.

Оказалось, что действительно пан Ставинский, пан Володиевский и пан Юзефович не ждали приезда следователя российской Генпрокуратуры. Но не потому, что даже не подозревали о его существовании. А потому, что двумя сутками раньше они были застрелены в Варшаве, на центральной улице города – Маршалковской – в тот самый момент, когда пытались выйти из двух своих автомобилей. Ставинский и Юзефович приехали вместе, а Володиевский только что прилетел из России, где имел нерезультативную встречу с вице-президентом «Махаона» Лапиным.