
Онлайн книга «Молчать, чтобы жить»
Лев Анатольевич тоже забрался в машину и хотел было ответить, что в Москве даже лучше (он и впрямь очень любил столицу), но не успел. В кармане у него зазвонил мобильный телефон. — Ну вот. Праздник кончился, начинаются будни, — весело прокомментировал Камакин этот звонок и приложил трубку к уху. — Я слушаю… Да-да, уже прилетел. Здравствуй, Валерий Аркадьевич… Что? Пока Камакин с сосредоточенным видом слушал своего собеседника, Татьяна сказала таксисту адрес, и машина тронулась с места. По мере продолжения разговора лицо Камакина делалось все более сосредоточенным. Потом он вдруг резко оборвал разговор, сказав: — Хорошо, при встрече мы это обсудим. Пока. Отключил связь и убрал трубку в карман. Татьяна проследила за его действиями и нахмурила брови. — Что там? — спросила Татьяна, которую озабоченный вид любовника несколько насторожил. — Дела, — коротко ответил Лев Анатольевич. И погрузился в размышления. Всю дорогу Татьяна пробовала его разговорить, однако Камакин продолжал сидеть с сосредоточенно-нахмуренным видом. На его смуглом лбу резко обозначились три глубокие морщины. И вообще, он вдруг весь как-то постарел, за пару минут превратившись из моложавого, зрелого мужчины в пожилого, усталого человека. В конце концов Татьяна прекратила свои бесплодные попытки и тоже надула губки, думая задеть этим любовника. Однако Лев Анатольевич даже не заметил. Полтора часа спустя они встретились — вице-мэр Камакин и вице-мэр Костюрин. Они сидели за рабочим столом друг против друга, глядя друг другу в глаза. — Ну? И о чем же таком важном ты хотел со мной поговорить? — начал беседу Лев Анатольевич. Костюрин поправил свои бухгалтерские очки и сказал: — Не буду ходить вокруг да около, Лев Анатольевич. Скажу обо всем прямо. Камакин сдержанно улыбнулся: — Я тебя слушаю, Валерий Аркадьевич. Костюрин, явно нервничая, взял из стаканчика карандаш и принялся вертеть его в подрагивающих пальцах. — Ты знаешь, что после твоего отъезда я, по указанию мэра, заменил тебя на твоем… фронте работ, — начал Валерий Анатольевич. Камакин кивнул: — Ну да. Мы это согласовывали с мэром. Валерий Аркадьевич вновь нервным движением поправил очки. — Так вот, — продолжил он, повышая голос, — я разбирал твою документацию… и обнаружил кое-что странное. Повисла пауза. — Что ты имеешь в виду? — сухо спросил Лев Анатольевич. — Я наткнулся на некоторые документы, подписанные тобой, — ответил Костюрин. — А конкретней на приказы об отправке вместе с гуманитарной помощью грузов, которые к гуманитарным грузам никак не относятся. Я имею в виду грузовики с маркировкой Красного Креста и МЧС. Валерий Аркадьевич замолчал, ожидая реакции собеседника. Он взмок от волнения, а Камакин, напротив, был абсолютно спокоен. — Продолжай, — коротко сказал он. Карандаш в пальцах Валерия Анатольевича с треском переломился. — Ч-черт! — сказал Костюрин и бросил обломки в стаканчик. — Так вот, Лев Анатольевич… Не скрою, что мне эти документы показались странными. Например, поставки сахара… Того самого сахара, который был закуплен с твоей санкции на Украине. — И что же именно тебя удивило? — невозмутимо спросил Камакин. Лицо его по-прежнему оставалось абсолютно спокойным. Глядя на это холодное, неподвижное лицо, Валерий Аркадьевич не мог даже догадываться, какая страшная буря бушует сейчас в душе его коллеги. — В соответствии с этими документами сахар был закуплен по цене почти в два раза ниже той, которая указана в документах, подтверждающих покупку и подписанных твоим именем, — быстро протараторил Костюрин. — Я хочу знать, что все это значит и в чей карман ушла разница? И вот тут Камакин медленно улыбнулся. — Значит, ты провел что-то вроде частного расследования? — насмешливо спросил он. — Я просто делал свою работу, — обиженно ответил Валерий Аркадьевич. — И если уж на то пошло, это не я должен оправдываться перед тобой, а совсем наоборот. Камакин неопределенно качнул головой: — Вот как? — Да! — выпалил Валерий Аркадьевич. Он достал платок и промокнул вспотевший лоб. Камакин долго сидел, размышляя о чем-то. Костюрин ему не мешал. Наконец Камакин сказал — медленно, врастяжечку: — Ну хорошо. Будем считать, что ты меня уличил. Ты уже сообщил кому-нибудь о своих находках? — Нет… еще. — Значит, мэр не в курсе? — Я хотел сначала поговорить с тобой. Услышать все лично от тебя. Лев Анатольевич кивнул: — Понимаю. Ну вот ты и услышал. И что же ты теперь намерен делать? Валерий Аркадьевич развел руками: — То, что должен. Сообщу обо всем мэру. Я обязан это сделать. — Ты прав, — вновь кивнул Камакин. — Ты должен так поступить, и ты прав. Я готов ответить за все, что сделал, и не хочу оправдываться перед тобой. Но я прошу тебя об одной услуге. Всего об одной. — О какой? — насторожился Валерий Аркадьевич. — Я прошу тебя немного повременить со звонком мэру. Он сейчас в Сингапуре, и ему очень важно добиться от Олимпийского комитета, чтобы Олимпийские игры проводились в Москве. Мэр всецело поглощен этим проектом, и я не хочу, чтобы твой звонок добавил ему проблем и забот. К тому же… — Камакин выдержал эффектную паузу. — На кону моя честь, понимаешь? Я хочу сам рассказать обо всем мэру. И объяснить ему, почему я так поступал. Уверяю тебя, у меня были веские причины. Костюрин смотрел на коллегу с сомнением. И тогда Лев Анатольевич слегка усилил нажим: — Даю слово чести, Валера, как только мэр вернется в Москву, я в тот же день пойду к нему. Пойду и покаюсь во всех смертных грехах. А там уж пусть он сам решает. Скажет «уходи» — в тот же час подам в отставку! — Ну не знаю, — пожал плечами Костюрин. — Будет ли это разумно. — Решай сам. Я не хочу на тебя давить. Валерий Аркадьевич откинулся на спинку стула, ослабил узел галстука и задумался. Думал он долго, и все это время Лев Анатольевич не сводил с него пристального взгляда. Наконец Костюрин вздохнул и сказал: — Ладно. Черт с тобой. Сообщи обо всем мэру сам. В конце концов, не так уж важно: узнает мэр прямо сейчас или неделей позже. Только у меня есть условие. — Какое? — Я буду сам, лично, просматривать всю документацию, которая проходит через твои руки. Камакин удивленно поднял брови: — Ты мне не доверяешь? Неужели ты думаешь, что после всего, что произошло, у меня хватит наглости… |