Книга Пуля для полпреда, страница 3 – Фридрих Незнанский

– А второй водила? – вдруг сказал Яковлев.

– В смысле?

– На такие расстояния без сменщика обычно не ездят.

– А ведь верно! В таком случае думаю, что второй водитель – это тот, кто пригнал грузовик в Москву.

– Стоп-стоп. Почему – пригнал? Разве мы это знаем наверняка?

– Наверняка мы знаем, только куда машина должна прийти, а вот откуда она взялась… – развел руками Денис и тут же схватился за руль – навстречу пронесся тот самый утренний мотоциклист.

– Вот именно. Откуда-то же она взялась. Если бы узнать откуда, то, может, и удастся вычислить, кто второй водитель, а там – и до первого рукой подать.

– Ну-уу… Может, Ключевский до грузовика и вовсе не добрался. Пока что нам надо проследить его путь. Вот что известно? Он прилетел в аэропорт Домодедово 16 августа, а куда дальше делся? Поехал в гостиницу, надо полагать? Тоже, вероятно, не доехал.

– У этого Ключевского знакомые в Москве есть?

– Если б знать, – вздохнул Денис. – Вот вы, кстати, тоже из Златогорска.

– Златогорск – миллионный город. А если найти там его родню, выяснить у них его московские планы?

– Они перепугаются, и тогда точно начнется официальный розыск. И – кранты нашей работе. Так не пойдет… Николай Иванович, но вы же там работали в милиции, наверняка остались какие-то связи, может, попробуете с этого конца сами?

– Вообще-то я оттуда не слишком мирно уходил, – после небольшого раздумья признался Яковлев. – М-ммм… не хотелось бы.

– Я почему-то так и подумал. Черт возьми, это похоже на какой-то тест, – вдруг разозлился Денис. – Словно нас кто-то проверяет. Причем, что странно, за хорошую стипендию. Ладно, выбросим это из головы. Итак, разобьем проблему на две части. Где искать грузовик и где искать человека.

– С грузовиком-то проще будет. Станции техобслуживания. Авторемонтные базы.

– «Мерседес» – на совковой автобазе? Вряд ли, – не согласился Денис. – Только в том случае, если его прячут. Но пока что не исходим из такой предпосылки. Иначе вообще с ума сойдем.

Яковлев ничего не сказал, но было видно, что сомневается.

– Что еще остается?

– Специализированные мотели. Все это обследовать – жизни не хватит.

– Кстати! – подпрыгнул Денис. – Номер в «Союзе» для Ключевского оплачен на неделю вперед, значит, не исключалось длительное техобслуживание, значит, машина эта тоже не в Москве родилась, значит, надо проверить таможенные терминалы.

– Кошмар.

– Кошмар, – согласился Денис.

– Там же никогда не дадут такой информации.

– Не дадут. Но у меня есть кое-кто, помогут. Значит, так и разделимся: я возьмусь за «мерседес», вы – за Ключевского. Отлично!!! Поезжайте завтра в Домодедово, найдите там вот этого человечка. – Денис достал из бумажника визитку. На визитной карточке было написано «Грачев Даниил Игоревич. Начальник таможенной смены аэропорта Домодедово». – Работая в сфере неофициального розыска, хорошо везде иметь друзей.

– Почему завтра?

– Потому что сегодня не его смена. Найдете Ключевского на видеосъемке – посмотрите, может, его кто-то запомнил из персонала или какая другая зацепка, ну сами разберетесь. И не забывайте несколько раз в день «Союз» проверять, может, Ключевский там все же объявится. Ну и морги и больницы само собой.

– А милицейские сводки за это время мы сможем получить? Это же самое элементарное, а вдруг мужика просто забрали за что-нибудь?!

– Уже. Не значится. Все, приехали, вылезайте.

– Это же, кажется, Сандуновские бани? Мыться будем? Такая традиция: перед каждым новым делом вы с друзьями идете в баню?

– Работать будем, – буркнул Денис. – Офис на другой стороне.

"Дорогой дядя Коля! Здравствуй, неблагодарный сукин сын. Надеюсь, ты читаешь эти строчки и кипишь от злости. А впрочем, зря надеюсь, тебя всегда непросто было вывести из себя. Но я же стараюсь, черт возьми. Ты не можешь этого не признать.

Сегодня мне приснилось, как мы ходили с тобой на футбол. Ты рад? Я проснулся весь в поту. Или это был хоккей? Один черт, я никогда не разделял твоих болельщицких пристрастий. Эти шайбы или мячи, трава, лед – один хрен, здоровенные лбы, почти раздетые или, наоборот, завернутые в свитера, нагоняли на меня непроходящий ужас. А рев, поднимающийся после забитого мяча (или шайбы?), закладывал мне уши. Я ненавидел футбол (да и хоккей) почти так же страстно, как ты его обожал.

Но мне все равно приходилось с тобой туда таскаться, поскольку ты считал, что такие зрелища укрепляют мой мужской дух. А дух укреплять было необходимо, поскольку тело грозило вырасти выше средних кондиций – и надо было ему соответствовать. Ведь все мужчины в нашей семье были под два метра, у тебя вот 197 см, а мой отец, по рассказам матери, да и судя по фотографиям, перемахнул этот рубеж. Но я дотянул всего лишь до 192 см, к твоему огромному разочарованию. Для баскетбола с волейболом это был уже вполне заурядный рост.

Правда, после того как окончательно выяснилось, что игровые виды не моя стихия, ты отдал меня в секцию вольной борьбы, помнишь? На втором занятии мне сломали ключицу. Но тебя это не остановило. Пришел черед плавания и легкой атлетики. Ну что ж. Воды я боюсь до сих пор. И кстати, уж не знаю почему, у меня хронический насморк. Что касается умения быстро бегать, то не слишком-то оно мне пригодилось в жизни, учитывая нынешние обстоятельства, верно?

А помнишь, как моя несчастная мать-библиотекарша просила тебя оставить мальчика в покое, а ты говорил, что книжки до добра не доведут и настоящего мужчину из него не сделают? Мать плакала и умоляла тебя вспомнить хотя бы о шахматах. Что ж, надо сказать честно, против шахмат ты ничего не имел, но только после тренировки по легкой атлетике (ты рассматривал меня в качестве прыгуна с шестом) и по плаванию (тут ты питал олимпийские надежды в стиле баттерфляй). Хорошо бы перепрофилировать парня на регби, мечтал ты, а я мечтал, чтобы ни одна твоя мечта не сбылась. Почти так и вышло.

Хотя опекал ты меня на совесть. Небось считал, что обязан именно так поступать по отношению к единственному сыну своего покойного брата. Ты же у нас человек долга. Если бы ты знал, как я тебя презирал всю жизнь за твое чувство долга и все твои прочие казенно-патриотические чувства. И за неспособность к простым, обыденным чувствам.

Потом еще были попытки сделать из меня гребца (академического), боксера (полутяжеловеса), что еще, все сразу ведь и не вспомнишь. Но как ты помнишь, к 16 годам ты окончательно во мне разуверился – и я наконец-то обрел долгожданную свободу. Наслаждался я ею недолго – всего два года, потом, тебе на радость, – служба во внутренних войсках, а к тому времени, когда я вернулся в Златогорск, ты сделал мне самый роскошный подарок (о таком я боялся даже мечтать): перебрался в Москву.