
Онлайн книга «След «черной вдовы»»
— Так вы не ответили — хотите? Двусмысленная фраза вызвала немедленный ответ того же рода: — С вами, Дашенька, — да что угодно. Чай так чай,—но голос у него предательски осип, словно вдруг запершило в горле. — Ишь ты... — Она, не глядя на него, плеснула в чайник воду из графина, поставила на стол, забыв сунуть вилку в розетку, и шагнула к нему. Остановилась почти вплотную — он сидел на низком диване, и его нос едва не уперся в ее живот. — Ишь ты... — повторила с легким смешком, затем сильными пальцами, будто жестким гребнем, провела по его волосам — раз, другой и, наконец, резко прижала к себе его голову. На такой вызов ответ мог последовать только один. Владимир обнял ее ноги, мягко погладил и сжал под коленями, а затем неторопливо, но решительно заскользил руками по бедрам вверх. Прижал подбородок к ее животу. Ее тут же заколотила дрожь. Он запрокинул голову и снизу посмотрел на женщину. Услышал: — Ох ты, глаза-то какие... Стиснул пальцами с такой силой, что она только охнула. И вдруг вся напряглась, вытянулась в его руках, прерывисто набрала в грудь воздуха и безвольно повалилась на него, опрокидывая на диван и погребая под собой... Нет, он не чувствовал ее слишком уж тяжелой для себя. Да к тому же весьма темпераментные и энергичные движения всего ее щедро созданного природой тела не оставляли даже самой возможности для посторонних ощущений. Позже, пытаясь представить себе хоть какую-нибудь последовательность их действий, Владимир так и не вспомнил, когда сумел или, точнее, успел избавиться от своей верхней одежды, а также помог и женщине обрести ее первозданное и восхитительное состояние. Все произошло настолько стремительно и, очевидно, на подсознательном уровне, что могло показаться, будто эта бурная вспышка взаимной страсти была срежиссирована кем-то свыше, но никак не ими. Потому что, придя в себя и обнаружив, в каком они оба пребывают виде, а главное, где, в каком месте, они искренне изумились. Но опять-таки не от стеснения или неудобства друг перед другом, а от переполнявших их эмоций, требовавших немедленной и еще более мощной схватки. Поремский был готов уже, как говорится, махнуть рукой на все и ринуться в пропасть, благо и в ней видел такую же готовность, но, оказывается, она не потеряла ощущения ни времени, ни пространства. Валявшейся рядом, на диване, косынкой она вытерла обильный пот у себя на лбу и переносице, небрежно отшвырнула ее в сторону и ловким движением вывернулась из его объятий. Сидя спиной к нему, принялась через голову надевать на себя платье, которое почему-то натягивалось с трудом, словно стало неожиданно тесным. Потом сгребла в кучку остальное свое белье, поднялась и ушла за вешалку. Сказала оттуда: — И ты тоже оденься... пока. -— Что значит — пока? — лениво спросил он, понимая, что она права и любые, даже вулканические, извержения — явление временное. — Пока и означает пока. До вечера. Если дотерпишь. И не убежишь. Вот тогда и поговорим. А я уж, так и быть, отвечу на твои вопросы. Когда она вернулась, он был уже одет. И волосы ладонью пригладил. Она потрогала пальцами холодный чайник, усмехнулась: — Вот и попотчевала дорогого гостя чайком... Не в обиде? — Чепуха, — отмахнулся он. — Так что, говоришь, вечером? — На вот... — Она на листке перекидного календаря написала свой адрес, оторвала его и протянула. — Приезжай, если охота не отпадет. Владимир бодро поднялся, чувствуя, однако, некоторое напряжение в коленях, подошел к ней сзади, обнял и ткнулся носом во влажную ее шею за ушком. Даша вздрогнула, как от удара током. — Дотерпишь, да? — Она закинула руку ему за шею и, повернув голову, впилась губами в его губы. Наконец оторвалась и добавила с легким смешком: — Ладно уж, иди, набирайся сил. Все тебе будет, Володенька, и чай, и кофе, и какао — чего захочешь. На что охоты хватит. Идем, провожу. Только не гляди на меня, как тогда, а то я и тебе, и себе всю репутацию невзначай испорчу. «Как тогда» — надо было понимать — «до», потому что все остальное становилось уже «теперь» либо «после». Вот и новая хронология событий. И снова они отправились в длинный и запутанный путь между бесконечными вешалками и шкафами. — Обещаю, хотя и трудно. Сама ж чуешь, поди! — Еще как! — А вот ты мне скажи все-таки, Дашенька... если меня еще сегодня спросит начальство, чего не исключаю. Ты говорила о своей постоянной помощи. В чем она, если не секрет, заключалась? — А чего, и скажу... — Она безразлично пожала плечами. — Ты пойми, мы ведь обе — одинокие женщины. .. А дружеское участие — разве этого так уж мало? А моральная поддержка? — Да, это может быть очень серьезно... Дашунь, а ты всерьез принимала беды Светланы так близко к сердцу, как об этом у вас тут, в дирекции, говорили? — Бог с тобой, какие еще беды?! — Она словно испугалась. — Ну-у... случалось у нее всякое... с мужчинами. Так то ж не беды, а размолвки... По десятку на неделе... Беды! Надо же! Капризы... А она не особо и стеснялась. -— Такая щедрая натура, да? — без всякой иронии усмехнулся Поремский. — Натура-то у нее, дружок, как раз ранимая... — А ты про ее... бойфренда знала? — Виктора, что ли? Это которого недавно застрелили в Москве? Видела в новостях, что и Светку там задело слегка, могла бы и позвонить. — Даша осуждающе покачала головой. — У меня ж нет ее новых телефонов, даже и не знаю, как она там устроилась, что со здоровьем. — Устроилась очень неплохо, Виктор купил ей роскошную квартиру — на целый этаж. Ремонт несколько месяцев длился. И что, за все время она так ни разу и не позвонила? Не сказала о себе? — Ну-у... наверное, с глаз долой — из сердца вон, — с явной обидой произнесла Дарья. — Чего ж ей не жить- то теперь?.. — Но я имел в виду того, кто был перед ним. Кажется, его Максом зовут? Дарья резко остановилась и повернулась к Владимиру. Сухо спросила: — А этот еще тебе зачем? Беды ищешь на собственную шею? — О-о как! — Он покачал головой. — Знаком, значит? — Слушай, Володенька... — Даша устало вздохнула. — О таких вещах... — Людях, — поправил он. — Ну да... пусть людях, на ходу не говорят. А лучше и вообще никогда не вспоминать... — А если я вечерком тебя очень попрошу? — Вот как попросишь, тогда и подумаем, голубь ты мой ненаглядный. Иди уж, не порть мне сейчас приятного настроения... И он решил, в самом деле, не портить Дашеньке настроения известием, например, о том, что ее подруга не просто исчезла сама по себе, а была похищена бандитами, и теперь жизнь ее под большим вопросом. Но и требовать от женщины после всего того, что произошло, еще и каких-то признаний, тем более — огорчать, было бы в высшей степени негуманно, не по-мужски. |