Онлайн книга «Убийственная красота»
|
Турецкий вышел на улицу. Оперативник Фонарев подпирал собою ближайший фонарный столб. В кармане Турецкого запиликала трубка. — Але, Александр Борисович? Фигурантка доехала до… — Чесноков назвал адрес Зои Руденко. — Засела в квартире. Что дальше делать? — На сегодня все. Свободен. — А мне чего делать? — спросил Фонарев. — Это я из Медведкова приехал, чтобы прогуляться по Арбату до метро и обратно? — Ты что это? Разговорчики. — Между прочим, час дня. Единственный выходной пропадает… — Как час? — Турецкий взглянул на часы. Стрелки показывали пять минут второго. Господи! Ничего себе! Как это? Куда делось время? — Ладно, Шура. Считай себя условно свободным. — То есть? — Ну, отдыхай где-нибудь в пределах досягаемости. И «трубу» не отключай. Я тебе в случае надобности позвоню. Все, пока! Турецкий выскочил, в ближайшем переулке тормознул первую же машину, прыгнул на сиденье. — К «Кропоткинской», потом Мансуровский переулок. — Сколько? — Не обижу, жми, друг, горю синим пламенем! Выдворив Турецкого за дверь, Литвинов бросился в спальню. Жена лежала на постели, давясь рыданиями. — Ну что ты? Что ты? — Он встряхнул ее за плечи. — Он что, твой родственник? Что ты так убиваешься? — Это… было так ужасно. Я приезжаю, он сидит за столом… Уже холодный… Я одна… Ты не приехал… — Я не мог приехать! У меня работа! А потом, было уже поздно. Я же сказал тебе по телефону, что нужно делать. — Ну да, я вызвала «скорую». Его забрали. Но мне пришлось ночевать там одной… в доме, где… — Марина, прекрати истерику! Сядь, выслушай меня! Она послушно села. По опухшему лицу струились слезы. «Боже, как она уродлива!» — подумал Литвинов и на мгновение отвернулся. Затем прижал к себе жену и тихо заговорил: — Мариша, это, конечно, ужасно, что он умер. Я же не думал, что этот дебил выпьет литровую бутылку водки. Но с другой стороны… Что ни делается, все к лучшему. Ты сама подумай, кому он был нужен, этот урод? Никому, даже себе. И потом… Девочка моя, ты ради меня решилась на такие дикие, безрассудные поступки… Она опять зарыдала в голос. — Я… этого не хотела… Он говорил, что все будет понарошку… — Понарошку… Господи, детский сад какой-то. — Я не могла смотреть, как тебя истязают. Слушать эти звонки… — Ну все, все, успокойся. Ты ради меня готова на все, я это знаю и ценю безмерно. Этот идиот устроил нам кучу проблем. Именно нам. Потому что сам-то он хоть и идиот, а понимал, что с него взятки гладки. Может быть, он даже умышленно сделал то, что сделал. Чтобы шантажировать нас всю оставшуюся жизнь. Но черта с два! Марина отпрянула, взглянула в лицо мужа. — Что? Что ты так смотришь? Что у тебя в голове? С ума, что ли, сошла? — вскричал он. — Это ты, а не я решилась на эти дурацкие покушения. Это у тебя в голове черт знает что творится! Она упала на кровать и снова разрыдалась. — Ну хватит! — Я не могу с этим жить! Я все равно себя выдам. Они опять придут, или вызовут повесткой… — Значит, так. Я сейчас же позвоню нашей участковой. Она даст тебе больничный с завтрашнего дня. Ты будешь сидеть дома. У тебя подскочило давление, вот — я по пульсу чувствую. Сейчас измеряю. — Он взял манометр, принялся прилаживать манжету. — Ну, конечно! Сто восемьдесят на сто! Ты должна отлежаться, понятно? И дверь никому не открывать, ясно? Никому! Из дома не выходить. Все продукты закуплены. На улицу ни шага, ясно? Это приказ! — А ты? — А я сейчас же поеду на дачу. Там нужно навести порядок. И завтра же займусь похоронами. Его же нужно похоронить, так? Родных нет, я это возьму на себя. Ты записала, куда его повезли, в какой морг? Я просил тебя все записать. Ты записала? — Да. — Ну и хорошо. Я оформлю себе отпуск на три дня за свой счет. За три дня управлюсь. Придется потратиться, чтобы ускорить процедуру, но это мой долг перед покойником, и я его выполню. Марина Ильинична плакала, уткнувшись в подушку. — За эти три дня ты должна привести себя в порядок, — словно не замечая ее слез, проговорил Литвинов. — Потому что они, конечно, рано или поздно могут тебя вызвать. — Господи, но он же был у нас! Он же умер у нас на даче! — И что? Я сейчас не хочу нагружать тебя. Вернусь, мы обсудим этот момент. А сейчас выпей снотворное. Ну давай приподнимись. Я же не могу поднять тебя, бегемотик мой. Марина улыбнулась сквозь слезы, села, взяла протянутый мужем стакан воды и таблетку. — Марат, если ты меня бросишь, я покончу собой, — вдруг проговорила она, глядя на него заплаканными близорукими глазами. — Что за глупости? — раздраженно откликнулся он. Дождавшись, когда жена наконец успокоилась, Литвинов сделал необходимые звонки и быстро собрался в дорогу. Внизу его окликнула консьержка. — Уходите, Марат Игоревич? — Уезжаю, Маша, на пару дней. — Что-то сегодня Марина Ильинична такая была… — У нее давление поднялось. Еле вернулась с дачи. — Ой, с давлением за рулем?.. — Вот именно. — Как же она одна остается? — Я дал ей лекарства. Просто ей нужен покой. А то извели уже эти следователи. Весь дом с ума свели. Когда нас чуть не взорвали, их не было. Месяц прошел — всполошились! — Ой, не говорите! — Все, Маша, до свидания. — Может, Марине Ильиничне что-нибудь принести нужно будет? В магазин сходить… — Спасибо, у нее все есть, — уже в дверях откликнулся Литвинов. Едва дверь за ним закрылась, девушка потянулась к телефону. Литвинов уверенно вел машину, обдумывая ситуацию. С Кругловым все, кажется, сложилось, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И хорошо, что приехала туда Марина, а не он. И она вызвала «скорую». Все произошло так, как было задумано. Марина, правда, совсем теряет самообладание. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что в таком состоянии она способна на самые невероятные поступки. Например, кинуться на Нестерова с ножом, если он, Литвинов, скажет жене: фас! Это, конечно, перебор — насчет ножа. Но в принципе… Плохо то, что в этом состоянии она может взять и покаяться ментам. А для этого еще не наступил намеченный им срок. Потому для начала нужно похоронить Круглова. Хоть введенный им препарат и должен был «рассыпаться» в крови клиента на неопределяемые составляющие, но кто его знает, что там умеют делать нынешние криминалисты. На каждую гайку есть свой болт с винтом. Короче, нужно «закруглить» Круглова, усмехнулся он невольному каламбуру. |