Онлайн книга «Убийство в состоянии аффекта»
|
– Во сколько бомж обнаружил труп? – Он не знает. Часов-то у него нет. Утверждает, что сразу пришел в отдел, но… Молодой следователь замялся. Он не знал, стоит ли сообщать «важняку», что дежурные милиционеры для острастки посадили бомжа в «обезьянник», а патруль оказался на месте минут через тридцать – сорок после сообщения о трупе. – Примерно? – По его словам, все случилось около двух часов ночи. Может, без десяти два, без пятнадцати… Приблизительно. – Бомжа отпустили? – Нет, спит у нас в отделе. Если желаете его расспросить… Турецкий кивнул. – Будет видно. Дальше? Следователь заглянул в блокнот. Он не сверялся с записями, просто собирался с мыслями. – Пока криминалист и врач осматривали труп, я нашел дворника. Дворник опознал в покойной женщину из квартиры 125. Я поднялся в квартиру. Тут следователь запнулся. – Дальше? – нетерпеливо дернулся Турецкий. – Вошли вы в квартиру? – Да. – Вы помните, что без санкции прокурора не имели права взламывать запертую дверь? – Дверь была открыта, – быстро проговорил следователь. – Точно открыта? Турецкий обернулся к молодому человеку, впился в него взглядом. Следователь потупился. – Я не прокурор, мне плевать, как ты сюда попал, – медленно произнес Турецкий, не сводя с мальчишки пристального взгляда. – Так была дверь открыта или закрыта? Подумай. – Закрыта, – очень тихо признался тот. – Выйдем, – кивнул Турецкий. Они вышли в прихожую, затоптанную грязными следами многочисленных ног, прошагавших через нее этой ночью. Турецкий осмотрел двойную входную дверь и сложные замки. Заметил следы взлома – пару царапин на замке, понятных только профессионалу. – Чем открывал? – Вот этим, – признался молодой человек, протягивая «важняку» набор отмычек. Турецкий посмотрел на них, хмыкнул про себя: «Все гениальное просто». – Обе двери были заперты? – Нет, только наружная. Со стороны квартиры дверь стояла нараспашку. – Интересно. Криминалист уже снял отпечатки? – Да. Турецкий поколдовал над замком, щелкнул какой-то задвижкой и с удовлетворением уставился на многочисленные собачки замка, выскочившие из своих гнезд. Четыре стальные собачки, сантиметра по три каждая. Маловато… Турецкий еще повозился с замком, но дальше собачки не выдвигались. – На сколько оборотов замок был заперт? На один? Молодой следователь наморщился, вспоминая. – Н-нет, кажется… Щас, щас… Он принялся энергично массировать виски, напрягая мозговые извилины. – Щас, щас, – повторил он. – Нет, не на один, больше. Да, точно, на три. Или на два… Вроде бы… Нет, все-таки на три. Турецкий повторил эксперимент, но на этот раз вытянул молодого человека с собой на площадку и потребовал сначала запереть дверь снаружи, а потом открыть. Пыхтя и потея, тот запер дверь, а затем вторично совершил взлом. – О, точно! – радуясь, что угадал, воскликнул он, любовно поглаживая замок. – На три оборота закрывается, как я и сказал! «Всего на один оборот этот замок запирается из квартиры, – отметил про себя Турецкий, который уже встречал похожую систему. – На полный оборот замок запирается только снаружи». Что это давало? В принципе, ничего. Ничего, кроме смутного предположения о том, что в квартире с погибшей женщиной за некоторое время до ее предполагаемого самоубийства находился еще кто-то. И у этого призрачного человека имелись ключи от ее квартиры, потому что, уходя, он запер ими снаружи дверь. «Нелепый замок, – зачем-то подумал „важняк“. – Отпирает на три оборота, а запирает только на один. Почему?» «Да потому, – ответил язвительно внутренний голос, – что у них там, на Западе, на родине этого „мэйд ин Джемани“ замка, считается излишеством запирать дверь изнутри, когда хозяева дома. Излишеством и предрассудком. Вот почему…» Мимо них протопали на выход эксперты, унося чемоданчики с оборудованием. Турецкий простился со знакомыми за руку, перекинулся парой общих фраз о погоде, о болях в спине и о пользе русской бани вообще и при подобных болях в частности. Затем он и молодой следователь вернулись в гостиную. – Дальше? – произнес Турецкий закуривая, хотя мог бы и сам рассказать все, что произошло. И все же – не он первый оказался в квартире покойной. К сожалению… Или не к сожалению?… Такая красавица. Так молода. И так страшно умереть… Хотя что значит «страшно»? Он видел женщин, буквально разорванных в клочья взрывом, которые умирали медленнее и мучительнее, чем эта. И все таки… Он привык к смерти. А для этого парнишки-следователя все впервые. Он эту ночь и эту красивую покойницу не забудет до конца своих дней, он будет вспоминать эту историю, когда выйдет на пенсию, рассказывать внукам и привирать подробности, которых не было. – Дальше, – сказал Турецкий, присаживаясь на желтый кожаный диван под картиной с женщинами-виолончелями. – Итак, ты вошел в квартиру… Дальше? Дежурный следователь переступил порог квартиры номер 125. За ним вошли дворник и один из патрульных. Войдя в прихожую, они невольно загляделись по сторонам и замедлили шаг. – М-да! – протянул дворник. – Шикарно живут, – с завистью в голосе подтвердил патрульный милиционер. – И свет всюду горит. – Зачем им экономить? – Ей, – поправил дворник. – Ей экономить… Она одна тут жила. – Такая шикарная баба и одна? – недоверчиво ухмыльнулся милиционер и тут же переключил свое внимание на ряд выпуклых желтых светильников в полу. Светильники освещали длинную прихожую призрачным нижним светом, отчего на стенах и потолке колебались длинные, вытянутые тени. – Зачем ей лампочки в полу? – Извращаются люди, – протянул дворник, тоже разглядывая выпуклые, словно рыбьи глаза, полушария светильников. Прислушиваясь одним ухом к этим разговорчикам, дежурный следователь шел впереди, как Иван Сусанин. Тишина в квартире подтверждала, что женщина действительно жила одна. Жила одна и умерла одна… – Может, хоть записку оставила? – спросил дворник. Ему очень хотелось прочитать предсмертную записку, наверняка объяснявшую, зачем эта красивая девушка выбросилась из окна одиннадцатого этажа. Новость номер один для всего квартала! |